Отбор. Выжить, чтобы победить

Отворили дверь, и меня оглушил жалобный плач из разных концов палаты. Там оказалось крошечных детей порядка двух десятков, не меньше! Ого!

— Дианка, тебе подмога! Научи девушку всему…

Почему они здесь? Неужели все больны? У некоторых были неестественно выгнуты конечности, другие — дышали через маску, третьи вообще без ручек. А были и сросшиеся дети.

Какое-то время я взирала, переводя взгляд и не в силах пошевелиться и осознать.

А по щекам текли слезы.

Не сразу дошло, что девушка что-то говорит. Плач заглушал все звуки, но я и его слышала будто через толщу воды.

Меня тряхнули раз, другой, а потом обдал лицо холод, приводя в себя.

По лицу стекала вода, капая на одежду.

— Очнулась? Хорошо. Вытрись! — и девушка кинула мне в лицо тряпку. — Детей надо переодеть. Справишься?

— А? — пробормотала я. Вернулись звуки плача, заставляя переживать.

— Да, здесь больница для больных детей, от которых отказались родители, — неужели Диана смогла перекричать всех? Но все вдруг смолкли, будто слушая ее речь.

— А разве можно отказаться от ребенка? — спросила, оглядываясь. В просторной комнате было четыре ряда кувезов по пять в каждом. Между рядов пеленальные столики с комодами под ними. Еще имелся письменный стол со стулом, кушетка и стеклянный шкаф с лекарствами.

— А, ты же не местная… В последнее время в Высшем мире из-за близкородственных союзов рождаются вот такие дети. Они сразу же отбраковываются. Их через год после рождения стерилизуют, чтобы не продолжали плодить уродов. Но многие родители отказываются от таких детей, так как их слишком хлопотно содержать, людей специальных нанимать для ухода. А здесь у нас все условия. Конечно, родители платят за содержание детей, у нас это выходит дешевле. Но надолго здесь персонал не задерживается. Не все справляются.

— Я — Маша, — решила представиться, все же совладав с чувствами.

— Госпожа Маша?

— Нет, просто Маша. А ты, как я поняла, Диана.

— Ну да.

— Хорошо. Что, говоришь, мне надо делать?

— Подгузники всем поменять. Вот смотри, этим деткам обязательно головку придерживай, они слабенькие, — речь шла о двух рядах кувезов около окна. — А вот эти двое уже сами держат. Как переоденешь, каждому надо массаж сделать. Кроме вот этих, — она показала на тех, что дышали через маску. — Их вообще не трогай! Я — сама! С ними со всеми еще общаться надо. Лучше, конечно, болтать что-то спокойное, обращенное к ним, но если не можешь, то просто что-то рассказывай, главное — спокойным тоном. Детки и так тревожные…

И вот я взяла на ручки ту крошечку, у которой ручки-ножки вывернуты, будто зад с передом спутаны. Малышка даже растерялась, перестала плакать. И так внимательно на меня смотрит, будто знакомится.

— Говори с ней! — сказала Диана.

— Привет, лапочка! Как тебя зовут? — я прижала ее к своей груди. Малышка открыла рот, будто силясь что-то сказать.

— Лина! — ответила вместо нее Диана.

— Меня Маша, а тебя, говорят, Лина! Красивое имя! Может быть, даже сокращение от Василины… Мы сейчас тебе подгузничек сменим, чтобы твоя… — я растерялась, не зная, как назвать пятую точку, — чтобы ты сухонькая была. А давай немножко поголопопим, а? Я тебе пока массаж сделаю… Еще бы знать, как… — пробормотала я, улыбаясь. А крошка улыбнулась мне в ответ. Какая она лапочка!

Я положила девочку на пеленальный столик со стопкой подгузников, хотя не хотелось вообще из рук ее выпускать, а Лина готова была расплакаться, скорчила рожицу, открыла ротик.

Диана прошептала:

— Следи за мной и повторяй. Движения от конечностей к сердцу. Не бойся сделать больно, просто косточки хрупкие, не сжимай их, подстраиваясь под обхват.

Расставаться с малышкой не хотелось. Но Диана сделала замечание, чтобы я была порасторопнее.

— Нам некогда столько времени на каждого тратить. Еще всех потом кормить…

Малышка не успела заплакать. Массаж ее отвлек, и она даже сказала несколько неповторяемых звуков. Я говорила, что массирую:

— А сейчас погладим левую ручку, и правую, чтобы они были здоровыми! А теперь ножки! Стопочки-стопочки… А теперь пальчики… мизинчик, безымянный, средний, указательный, большой…

И гладя так, я вспоминала эти движения сама, будто уже знала их.

Восьмерочками ступни массировала, каждый пальчик растирала.

— Хватит уже с ней возиться! — возмутилась Диана.

— Сейчас подгузничек наденем… — сказала я, а малышка взяла и описала меня.

Ой!

— Кто меня описал? — нахмурилась я.

Но девочка тут же почувствовала мой строгий тон и уже приготовилась плакать.

А я поняла, что стоять уже не могу, оперлась о пеленальник, став прямо над Линой.

— Тихо-тихо, маленькая, — и уже медсестре: — Диан, извини меня, можно я пару минуточек посижу, совсем ноги не держат.

— Ладно, кради Лину и посиди. Только думаешь будут тебя тут терпеть, если лениться станешь?

— Дело не в лени…

Но я взяла малышку на руки, и с нею села за письменный стол. Голову положила на стол, согнувшись над девочкой.

— Ты обязательно поправишься! — шептала ей я. — Вот увидишь! Главное, верить в это!

Я гладила крошечку по головке и заметила, что она засыпает с улыбкой на губах. Лапочка… — на глаза навернулись слезы.