Отборная бабушка (СИ)

На утро похорон зарядил дождь. Будто погода тоже прощалась и оплакивала гера Кауфхофа. Серая, унылая погода, каменные изваяния и памятники кладбища, и призраками между ними — люди, пришедшие проводить барона в последний путь. Все в белом, что усиливало сходство с потусторонними созданиями.

По местным традициям, одежда скорбящих должна быть бела и чиста, чтобы не мешать покойному переходить в светлое будущее. Всей нашей семье придётся носить белое или просто некрашеные, сероватые одежды еще год, в виде траура по умершему.

Помянуть моего отца собралось довольно много народу. Многих я не знала даже в лицо, не то что по фамилии. Ко мне подходили, выражали соболезнования, я кивала и благодарила. На десятом человеке их лица слились для меня в одно сплошное белесое пятно. Глаза застилали слезы, я едва сдерживалась, чтобы не начать опять рыдать, как делала практически все время в прошедшие дни.

Чуть пришла я в себя, только когда двое дюжих мужиков опустили гроб в землю, и начали, слаженно работая лопатами, забрасывать его землей. До меня, наконец, дошло. Все. Отца нет. Придётся взрослеть, и принимать на себя ответственность. На мне поместье, на мне сёстры и мачеха, плюс несколько десятков нанятых мной человек. Раскисать нельзя.

Импозантный мужчина в годах, с благородно посеребрёнными сединой висками и аккуратными, ухоженными усами а-ля Д’Артаньян сотоварищи, только без бородки, заботливо поддерживал под локоток мою мачеху. Та демонстративно слабела коленями и периодически промокала сухие глаза тонким платком с кружевом.

Быстро же ты счастье начала устраивать.

Если бы я знала, что она не за себя радеет… точнее, именно за себя, но не так, как я поначалу подумала.

Гости на поминках задержались до глубокой ночи. После церемонии на нашем семейном кладбище, по традиции, положено посидеть за столом, выпить за упокой души и обсудить, сколько кому хорошего сделал ушедший. К чести мачехи надо признать, что организацией поминок занималась она.

Я была не только не в состоянии что-то организовывать, я еще и понятия не имела, как и что положено делать.

И теперь просто сидела за общим столом — в парадной гостиной по этому поводу собрали столы практически со всего поместья, иначе бы мы не уместились. Мачеха восседала во главе, и с королевскими кивками принимала соболезнования. По правую и левую руку от нее всхлипывали сёстры.

Я сидела четвёртой с краю, даже тот импозантный дядечка сидел ближе к почетным местам. Меня это не удивило, но порядком разозлило. Неужели даже на похоронах отца она собирается так мелочно мне гадить? Воистину, недалекая женщина.

Застолье продолжалось. Гости набрали градус, с воспоминаний об усопшем разговоры за столом плавно свернули на свежие сплетни. Во время очередной перемены блюд я выбралась, прикрываясь горничными, в коридор, а затем и в сад. Мне не хватало воздуха.

Побродив среди густо пахнущих роз, и приоткрывшихся с наступлением вечера кустиков мирабилиса, я забралась с ногами на лавку в беседке, и дала наконец волю слезам. Это уже была не истерика, и не отчаяние. Я отпускала человека, принявшего меня в этом мире как родную, и любившего, несмотря на все недостатки.

Прощайте, гер Кауфхоф. Мне будет вас не хватать.

Из беседки я безразлично наблюдала, как один за другим подвыпившие, веселые гости покидали наш дом.

Все же поминки одинаковы во всех мирах. Редко кто вспоминал, кроме прощания, выразить горечь утраты провожавшей всех вдове. Чаще желали доброго вечера.

Наконец, поток гостей иссяк, и мачеха скрылась в доме. Я выждала где-то полчаса, чтобы наверняка не столкнуться ни с кем опоздавшим, и тихо пробралась в дом через заднюю дверь.

В малой гостиной, при свете камина и двух подсвечников, о чем-то приглушенно беседовали двое. Моя мачеха и дядечка с бородкой.

Я весьма удивилась, что он еще не ушёл, мало того, в ближайшее время и не собирался. На столике перед ними стоял графин, наполовину заполненный золотистой айвовой наливкой. Аглая навострилась делать, после того, как я ей один раз вишневую показала и объяснила пропорции фруктов и водки. Здесь ее называют зерновым вином.

Теперь забраживает буквально изо всего.

Судя по двум бокалам, пара что-то отмечала.

Я начала заводиться. Отца похоронили буквально утром, Жаклин что, вообще совесть потеряла?

— Ты как раз очень кстати! Проходи, присаживайся. — неподдельно обрадовалась мне мачеха. Я насторожилась. С чего вдруг такая любовь? — Познакомься, это наш сосед, гер Рухт. Его ландграфство всего в полудне езды от нас.

— Очень приятно. — я присела в довольно глубоком реверансе — где я, простая баронесса, а где ландграф — и устроилась в кресле рядом с десертным столиком. Диванчик оккупировала мачеха, к ней под бочок не хотелось. В соседнем кресле привольно разместился гер Рухт, но выбирать было больше не из чего. Не на шкуру же у камина прилечь.