Отборная попаданка архидемона

Нарушив хронологический порядок встреч от тех, кто последним общался с Анастасией, до тех, кто знал ее ребенком, они заезжают в соседний квартал. Там они об Анастасии спрашивают у сидящего на лавочке старика. У того выпучиваются глаза, и он, придушенно вскрикивая, отползает от них по жухлым цветам, скатывается по лестнице в подвал…

— Вы чего Трясуна пугаете? — хмуро спрашивает дородная бабка со второго этажа. — Не видите, человек не в себе! Имейте уважение к старости…

Леонхашарт и Васандр переглядываются.

— Похоже, история с отсыханием правда, — замечает Васандр и почесывает скулу возле шрама. — Это уже больше целительским воздействием отдает, они же не только лечить, они и калечить могут. Но запах целителей мне знаком, и сходства с ее запахом у него еще меньше, чем у ментального.

На смартфон Леонхашарта прилетает еще один ролик с тестдрайвом кабриолета, но роскошный автомобиль привлекает его намного меньше, чем Анастасия.

Несколько десятков встреч спустя (в том числе и с учителями, половина из которых возмущались ее дерзостью, а вторая половина восторгалась ее умением добиваться побед), в легких сумерках, они подъезжают к добротному домику в один этаж. Бородатый мужчина выкапывает из клумбы корни большого куста.

— Шестой муж, — тихо сообщает Васандр.

Опять он берет на себя знакомство и заводит слегка очарованного хозяина в дом. Леонхашарт уже дал добро начинать с простых разговоров, так что соглашается выпить чай с вареньем. Васандр нахваливает мягкость вываренной с сахаром вишни, а его заклинание развязывает язык хозяину дома, и тот охотно делится воспоминаниями.

— Настена… — взгляд почесывающего бороду мужчины теплеет, и Леонхашарт снова ловит себя на том, что злится, негодует, почти ревнует к этому теплом домашнему «Настена», хотя Анастасии при жизни в одном доме с этим мужчиной было семь лет, и ни о какой романтике здесь речи нет. — Добрая она девчонка, хоть мамка у нее и дурная.

— Тогда зачем вы на ней женились? — строго спрашивает Леонхашарт, и Васандр морщится, стараясь удержать заклинание, нарушенное вмешательством чужого голоса.

— Так… сам не знаю. Черт дернул как будто. Я таких женщин не люблю_: мне домашних, хозяйственных подавай, — он кивает на стену с многочисленными фотографиями скромно одетой женщины в платке и двух детей. — А Маргариту я увидел и просто пропал. Спать не мог есть не мог, хотелось мне с ней жить, и казалась она мне очень хорошей: в доме всегда чисто, дочка опрятная, добрая, меня папой сразу звать стала. Это потом-то я увидел, что Настена за порядком в доме следила, а папами всех хахалей называла по просьбе Маргариты. Мы тогда здорово с Настеной друг другу помогли, видать, судьба моя была в их семью ненадолго войти.

— И чем же вы помогли?

— Я ей подсказал, что не обязана она на себя взрослые обязанности брать, что мамка ее должна о ней заботиться, а не наоборот, и не обязана она по указке папой никого называть, лишь того, кто к ней действительно будет добр. А она… Она в меня жизнь и волю вдохнула.

Леонхашарт едва сдерживается, чтобы не переглянуться с покосившимся на него Васандром.

— И как она это сделала? — спрашивает тот.

Взгляд мужчины слегка плывет, когда он обращается к воспоминаниям:

— Я тогда бизнесом пытался заниматься. Но не клеилось у меня: то работники кинут, то проверка, то крыша взбеленится, то еще напасть какая-нибудь. И как-то раз, когда совсем туго было, а эта дуреха Маргарита последние деньги на тряпки с маникюрами спустила, казалось, что все, конец, потому что платить нечем, сил нет, хоть ложись помирай, я пришел домой с чекушкой, уселся в темноте за стол. Зарыдал, как ребенок, понимая, что ничего то у меня не выйдет, и возвращаться мне в НИИ на нищенскую зарплату. Тут из темноты меня позвала Настена. Она там сидела в углу, заплаканная тоже… — у мужчины дергаются губы, словно эти воспоминания причиняют ему боль, а Леонхашарт вдруг понимает, что не представляет Анастасию плачущей.

Какой угодно, но только не плачущей, и поэтому на миг ему кажется, что говорят о ком-то другом, но потом разум берет верх, и Леонхашарт хмурится из-за кольнувшего сердце холодка, когда признает, что слезы в жизни Анастасии были, просто не могли не быть.