Отброшенная в прошлое

Мэри-Ли без лишних слов перемотала назад пленку. Лорен услышала мягкий, убаюкивающий голос гипнотизера. Потом, как и пожелала Лорен, Мэри-Ли спросила, какие первые слова она может вспомнить, после того как она очнулась в квартире в Лидсе. Ее собственный голос, цитируя слова Роба, прошептал:

— Теперь гораздо лучше. Я позабочусь о тебе, дорогая.

— Что вы ответили ему? — спросил голос Мэри-Ли.

Лорен прослушала свой ответ, думая о том, как странно для уха звучит ее собственный голос, записанный на магнитофон. Она опять повторила слова Роба, предлагавшего ей чем-то смазать ноги, возможно, каким-то противовоспалительным кремом.

— Я должен позаботиться о твоих ногах, дорогая, — прозвучал ее голос, в точности передавая слова Роба. Потом его хихиканье:

— Я люблю, когда мои женщины ходят на высоких каблуках.

— Он был настоящей свиньей, — пробормотала Лорен, бросив взгляд на Мэри-Ли, чтобы получить от нее подтверждение своих слов.

На лице гипнотизера была маска растерянности.

— Лорен, — сказала она, — вы сами понимаете, что говорите?

Обе женщины прислушались. Беседа между Лорен и Робом Сетоном, которую она повторяла на пленке, была удивительно непоследовательна. Это скорее был даже не диалог. Разговор состоял из бессвязных и неоконченных фраз, которые, по мнению Лорен, только подтверждали то, о чем она уже догадывалась: что Роб был под действием наркотиков, а она — в полубессознательном состоянии с сильным жаром. Ничего из записанного на пленке не дало новых сведений, но, по крайней мере, не давало повода для обвинения в преступлении.

— Непохоже на раскрытие тайны, да?

— Что вы сказали?

Мэри-Ли остановила магнитофон, прокрутила запись назад, и они прослушали последний кусочек снова.

— Вот сейчас. Скажите мне, что вы сказали только что.

Лорен озадачила эта просьба, но желая угодить, она повторила свои слова:

— Я голодна. Можно мне кусочек хлеба?

— Прослушайте опять, — настояла Мэри-Ли и вновь прокрутила назад пленку. В третий раз Лорен поняла, в чем дело. Она переводила слова автоматически, так что даже сама не осознавала, что делала это.

Ее голос в динамике магнитофона продолжал говорить. Он звучал по-американски, когда передавал слова Роба, но когда она произносила свои собственные слова, то говорила с каким-то иностранным акцентом. Сейчас она сама их плохо понимала.

Лорен тут же остановила магнитофон и выхватила кассету. Пробормотав благодарность Мэри-Ли, она выскочила на улицу.

Адам ждал ее дома.

— Думаю, тебе нужно прослушать это, — сказала она, вытащив кассету Мэри-Ли из сумочки.

Двадцать минут спустя они сидели за столом напротив друг друга, магнитофон стоял между ними.

— Ну, что ты думаешь?

— По-моему, это какой-то йоркширский диалект? Кажется, что-то похожее звучало в одном эпизоде «И всякая тварь, великая и малая…». Помнишь? Я тогда не мог понять, что говорили крестьяне, но у тебя с этим не было проблем.

— Теперь мы знаем, почему.

— Ты думаешь, что ты из окрестностей Йоркшира? Англичанка и вовсе не американка?

— Это одна из возможностей.

— Что ты имеешь в виду? Не отвечая на вопрос, Лорен взяла его руки в свои и посмотрела прямо в глаза.

— Допроси меня, — потребовала она.

— О чем?

— О чем угодно. У меня теперь нет от тебя секретов. Ты знаешь каждую деталь каждого моего сна, знаешь все, что я помню о трех годах, проведенных с Робом. Но, возможно, есть нечто большее — информация, о которой у меня не было причин думать. У тебя должны были возникнуть какие-то вопросы ко мне. Если бы ты расследовал это дело, о чем бы ты спросил меня как подозреваемую, или как свидетельницу, или как тебе угодно?

— Ты уверена, что хочешь этого?

— Да.

Какая-то смутная идея возникла в сознании Лорен, и она надеялась, что этот своеобразный допрос поможет идее выкристаллизоваться.

Коротко кивнув, Адам высвободил свои руки и приготовился к допросу. Руки Лорен свободно упали на стол. Предчувствие чего-то важного охватило ее. Разгадка существовала, и они находились на верном пути к ней. Она была уверена в этом.

— Расскажи мне о своем ранении. Почему он собирался исцелить твою ногу какой-то мазью?

Она не ожидала такого вопроса, но ответила сразу, даже не задумываясь;

— У меня был ожог.

— Как это произошло?

— Роб сказал, что я ошпарила ногу кипятком. Несчастный случай на кухне.

— Ты этому веришь?

Роб говорил ей много всего, но почему-то именно это теперь казалось сомнительным.

— Не совсем.

Лорен нахмурилась. Ей не нравилось вспоминать об этом случае: он так неясно вырисовывался в ее памяти… Она чувствовала себя такой беспомощной, стоя привязанной к тому столбу; руки ее были крепко прикручены над головой и заведены немного назад. А языки пламени уже начали лизать ее босые ноги. Потом она потеряла сознание…

Неудивительно, что остался шрам. Она наклонилась и сняла туфлю.

— След уже почти не виден.

Адам взял ее за голень и положил ее ногу себе на колени. Пальцами он осторожно провел по давнишнему шраму.

— Он слишком серьезен, чтобы быть вызванным кипящей водой. Он мог… ты не помнишь, может быть, Сетон плохо обращался с тобой?