Адам ничего не сказал. Он никогда раньше не летал с Лорен, но ему было известно, что она всегда считала самолеты неприятной необходимостью. Когда время не поджимало, Лорен обычно добиралась от дома до Бостона автобусом.
Минуты текли медленно, и Лорен нервничала все больше. Она дернула Адама за рукав.
— Неужели тебя это совсем не беспокоит?
— Просто какие-то неполадки с электричеством, и скоро все утрясется.
— Мы сидим тут в полной темноте.
— Посмотри на это с другой стороны. В этом есть даже что-то романтичное.
— Адам, такие вещи зависят от компьютеров и… — ей трудно было говорить, — и электромонтеров на борту самолета. А что, если они ничего не починят?
— Лорен, если неисправность замечена на земле, ее устранят до взлета. Это значит, что мы в безопасности, потому что все проверяется и перепроверяется. Эта задержка, наоборот, должна успокаивать нас, а не волновать.
— Если мы попадем в авиакатастрофу, я убью тебя, — она была уже в состоянии шутить. Объяснения Адама успокоили Лорен, и она начала понемногу расслабляться.
Лорен еще больше успокоилась, когда Адам завел разговор о пристройке, которую планировал сделать позади дома до того, как выпадет снег.
Прошло минут двадцать. Лампочки зажглись так же неожиданно, как и погасли. Заработала вентиляция. Лорен чувствовала бы себя нормально, если бы не чувство страха перед взлетом.
Когда самолет вырулил на взлетную полосу, Лорен положила в рот жевательную резинку и плотно закрыла глаза. Она не любила скоростные лифты, а к прозрачным даже отказывалась близко подходить.
Шум моторов тоже действовал на нее плохо. Когда самолет менял высоту или набирал скорость, начинали раздаваться какие-то странные глухие звуки. Скрип, который слышался при убирании шасси, казался ей зловещим, и хотя Лорен знала, что являлось причиной этих звуков, ей трудно было бороться со своим воображением. Любая мелочь казалась ей предвестником катастрофы.
Лорен боролась со своими страхами, стараясь сосредоточиться на молитвах, которые она твердила про себя.
Рефрен молитвы она повторяла снова и снова, пока самолет, набрав нужную высоту, не лег на курс. Только тогда Лорен осмелилась открыть глаза.
— Лорен!
Руки Адама лежали на плечах Лорен и безжалостно трясли ее. Она открыла глаза и увидела его лицо в нескольких дюймах от своего. Оно одновременно выражало и раздражение, и смущение.
— Что-то не так, Адам?
— Ты начала говорить немного… громко, дорогая.
Лорен осторожно разжала пальцы, которые все еще судорожно цеплялись за поручни кресла. Раньше она никогда не пела вслух, хотя она могла и не знать об этом. Нет, кто-нибудь обязательно сказал бы ей.
Пожилая леди с пышными белыми волосами и лицом в морщинах, которые появляются от смеха, наклонилась и с улыбкой кивнула Лорен.
— Вы ходили в католическую школу, да?
— Простите? — смутившись, Лорен уставилась на старушку.
— Вы только что пели по-латыни! — ответила женщина. Она говорила с шотландским акцентом. — Это был кусок старой литургии. Много времени прошло с тех пор, как я слышала такую мессу. Но когда я была молодой, каждый умел сказать хоть слово по-латыни, — и она покачала головой, сетуя на перемены, произошедшие со времен ее молодости. — Теперь это мертвый язык.
Лорен чувствовала, как краска сходит с ее лица.
— Я говорила по-латыни? Адам кивнул.
— Но я не знаю по-латыни ни слова! Нависшее над ней ощущение нереальности угнетало, и его трудно было отогнать. Но еще труднее было восстановить нормальное дыхание.
Когда замигали лампочки, возвещая о том, что самолет достиг нужной высоты, Лорен нащупала ремень безопасности. Она еще была в состоянии управлять своими дрожащими пальцами.
— О, Боже, — прошептала она, когда яркие образы снова начали ее беспокоить. — Это снова повторяется…
Лорен думала лишь о том, как уйти от удивленных взглядов и вопросов. Она с трудом поднялась и направилась между рядами кресел к туалету.
Теряя равновесие, Лорен шаталась из стороны в сторону, натыкалась то на одного пассажира, сидящего с краю, то на другого. Один или два раза послышался недовольный ропот, но она не переставала извиняться.
Пройдя через крошечную кухню, где стюарды были заняты приготовлением напитков, Лорен достигла, наконец, убежища, которого искала. В туалете, за плотно закрытой дверью, она повернулась и пристально посмотрела на собственное отражение в зеркале над маленькой раковиной. Кто эта женщина, чье отражение видела Лорен? Она не была уверена, что знает ответ. Утомленная, Лорен подалась вперед, пока ее лоб не коснулся прохладной поверхности стекла. Глаза ее сами собой закрылись…
…Она выходила из старой церкви, выстроенной из грубого камня. Двери были раскрыты настежь, пропуская веселую толпу. Парни в кожаных туниках пели и дурачились, хвастаясь кружевом невесты, которое им удалось стащить. В стороне стоял священник. Менее всего он одобрял традиции, оставшиеся от языческих времен.