— Я не знаю, как это объяснить. При всех наших недостатках мы старались не изменять друг другу, а жена всегда говорила, что ей нравится на мне лежать, какой-никакой, а я всё же мужик, независимо от наших ссор она подходила и ложилась сверху. Ей это, видимо, нравилось.
— И как Вы к этому относились?
— Терпеть не мог. В последние годы она располнела, а я старался поддерживать спортивную форму, выдержать такой вес было непросто. Да и потом, не было в этом никакого женского тепла, ни секса, ни ласки, залезет, полежит, а зачем…непонятно.
Я её пытался поначалу спрашивать: "Соскучилась, что ли?". А она всегда отвечала одно и то же: "Вот ещё! Лучше жабу в рот!" Это у неё считалось шуткой, но за восемь лет жизни от этой шутки уже тошнило.
Она ласковые слова и не знала и не произносила никогда. Да и руками не умела ласкать. Даже детей. Обычно позовёт их словами: "Дай харю!" А потом прижмёт к себе как гидропрессом, дети вырывались как могли, тоже не очень то это всё любили. Только всё это никакого отношения к делу не имеет.
— И почему же Вы это не прекратили?
— А как прекратишь? Это было самое рядовое семейное изнасилование, которого не избежишь. Не в суд же подавать, что жена на меня ложится. Смешно даже. А ей говори, не говори, всё как об стенку. Дешевле было потерпеть минуту, а потом из-под неё вывернуться и заниматься своими делами.
— Уважаемый суд! Обвинение ещё раз обращает Ваше внимание на то, что у подсудимого было достаточно много поводов желать смерти своей жены, причём в крайне стеснённой ситуации, как загнанному в угол животному, реакция которого может быть весьма неадекватна. Вопросов к подсудимому больше нет.
— Встать! Суд удаляется на совещание.
Дальше я всё знаю, потому что всё это — сон.
Он снился мне уже тысячи раз. Я знаю, что сейчас меня признают виновным и сошлют на каторжные работы, командовать которыми будет почему-то именно моя жена, но во сне ведь всякое бывает. Странно только, что сон этот с вариациями повторяется уже многократно и так и не понял, с чем связано его появление? На Земле сказал бы "с погодой" а тут климат постоянен настолько, что валить не на что.
Тут мои вялые мозги начинают потихоньку соображать, откуда я знаю, что это сон, если ещё сплю? И почему я лечу по спирали, если не толкаюсь, и почему коридор становится всё уже и уже и вдруг заканчивается яркой, слепящей вспышкой….
И тогда открываю глаза и понимаю, что долгое время находился в полной отключке в какой-то нелепой стеклянной трубе, может меня сочли мёртвым?….
Фу ты, глупость какая, это же Кресты, просто я никогда не лежал в камере. Весь в присосках с датчиками, где же это меня так угораздило? Потихоньку начинаю шевелиться, оглядываться, проверять целостность конечностей, вроде бы жив пока. Что же случилось?
Почему-то около меня спит Айра, девочка совсем, прицепилась к барокамере, часть головы я вижу, а всё остальное уходит вглубь помещения, зато на её голове красуется мой личный обруч. Ну, даёт, девочка! Кино, что ли смотрела?
Айра толста, ленива, на мой взгляд, некрасива, хотя в юности это компенсируется свежестью тела и яркостью не уставших от жизни глаз. Никакой специальности не освоила, никакого любопытства ни к чему не проявила, кроме мальчиков, которые вьются около неё, чувствуя, что такие глаза даром не блестят.
На Земле я с такой вообще не стал бы и общаться, но здесь, где детей мало, да в общем-то и людей мало, мы спрессованы в один кусок как икра в банке.
Я её не люблю за враньё, за талантливое отлынивание от любой работы, за неопрятность, за отсутствие моральных и этических границ, она может ляпнуть всё, что угодно, кому угодно, голышом выскочить из душевой, разбросать свою интимную одежду, разлить еду, а главное, на любое замечание выпятит свои бараньи глаза с неизменным "А чё!?"
Не помню, чтобы я её как-то особо приветствовал, а тут вот, она, сопит, скрючившись, не в коконе, замерзла, зацепилась за мой саркофаг и заснула, видимо дежурила, кто же её посадил сюда? Она же ещё не прошла Ритуал?
Странная смесь неприязни и нежности ко всему детскому заставляет меня окончательно проснуться, освободиться от ремней, которыми я пристёгнут.
Немного подумав, я вылезаю из кокона, потихоньку втискиваю Айру на своё место и сажаю ей на лоб и на руки присоски датчиков, пусть спит, а мой уход будет незаметен.
Хорошо хоть, что штаны и прочее остались на мне, ужас, я представил себя голым в нелепой стеклянной трубе, под взглядами этой девочки и покраснел как двоечник.
Манёвр почти удался, Айра даже не проснулась, наоборот, почувствовав тепло камеры, расслабила скованное тело и улыбнулась чему-то своему во сне, а я снял с неё свой обруч и тихонечко попытался дать дёру.
Но не тут то было, в ячейку уже вплывает врач, Дэниэл, которого все зовут просто Док. Где же он прятался, не пойму.
Как будто подглядывал, хотя, что это я, вот, тормоз-то, и ежу ясно, что Первый продал меня с потрохами, как только я начал двигаться. Накапал, сексот несчастный.
И я хорош, балбес, надо было быстрее смываться…
— Ну, ну, ну! Куда это вы собрались, Кэп?