Отчаяние

Мы с Акили сидели на спальном мешке – тепло одетые, плотно застегнув палатку; запасы электричества убывали. Несколько часов провели мы, то болтая, то просматривая сети, то впадая в неловкое молчание. Отчаянно хотелось, чтобы и Акили окутала аура неуязвимости, которую, пережив свой воображаемый апокалипсис, ощущал я вокруг себя. Хотелось утешить хоть как-нибудь. Только вот как? Разум точно парализовало. Язык чужого тела стал для меня непостижим: как, в какой миг прикоснуться? Не знаю. Да, совсем недавно, обнаженные, мы лежали рядом – но я все не мог отделаться от чувства, что для меня это значило куда больше, чем для Акили. Итак, мы сидели, не касаясь друг друга.

Я спросил, почему он(а) не упомянул(а) при Саре об эпидемии смешения.

– А вдруг она восприняла бы это достаточно серьезно, объявила бы на весь мир, а тогда – паники не миновать.

– А тебе не кажется, что люди будут меньше паниковать, зная причину?

Акили фыркнул(а).

– Даже ты не веришь моим объяснениям причин. Так чего же ждать от остальных, кроме непонимания и истерии? Так или иначе, после момента «Алеф» «жертвы» во всем разберутся куда лучше, чем им разъяснит любой, до кого смешение еще не докатилось. И тогда проблема паники вообще не возникнет: Отчаяние исчезнет само по себе.

Неподдельная убежденность звучала в этих словах – лишь на последней фразе голос Акили дрогнул.

– Так почему же, – осторожно начал я, – умеренные воспринимают ситуацию настолько превратно? У них есть суперкомпьютеры. Антропокосмологию они, похоже, знают не хуже прочих. Если они ошибаются насчет раскручивания клубка…

Акили смерил(а) меня долгим тяжелым взглядом – до сих пор окончательно не решил(а), насколько мне можно доверять.

– Я не могу утверждать, что они ошибаются насчет раскручивания клубка. Надеюсь, что ошибаются, но наверняка не знаю.

– То есть, – поразмыслив, продолжал я, – искажений в смешении до момента «Алеф» может оказаться достаточно, чтобы до поры до времени предотвратить раскручивание, – но как только разработка ТВ будет завершена?..

– Именно.

Стало как-то не по себе – скорее от непонимания, чем от страха.

– И ты все равно пытаешься защитить Мосалу? Полагая, что, возможно, ее работа может положить конец всему?

Акили глядел(а) в пол, силясь подыскать нужные слова.

– Если это действительно произойдет, мы даже не успеем понять, в чем дело. Но все равно, на мой взгляд, убивать ее недопустимо. Разве что раскручивание было бы неоспоримо доказано, и другого способа предотвратить его не существовало бы. Но исходить из ничем не подтвержденной вероятности конца света нельзя. Сколько людей можно убить, руководствуясь подобной причиной? Одного? Сотню? Миллион? Все равно, что пытаться манипулировать бесконечно тяжелым телом, закрепленным на конце бесконечно длинного рычага. Сколько ни вычисляй, все равно ясно, что ничего хорошего не выйдет. Только и остается – признать поражение и ретироваться.

Не успел я ответить, как ожил Сизиф:

– Думаю, тебе это будет интересно.

У побережья Новой Зеландии перехвачено рыболовное судно умеренных. Следующий кадр: пленники в наручниках, потупив взгляды, гурьбой сходят с патрульного катера на освещенный прожекторами пирс. Вот Пятый, Джорджио, что читал мне лекцию о раскручивании клубка. Двадцатая – это она не отпустила меня с записями их откровений в утробе. Остальных моих знакомцев, правда, что-то не видать.

Следом – моряки, несут на носилках трупы. Тела покрыты простынями, однако Третьего, у-мужчину, ни с кем не спутаешь. Комментатор рассказывает о групповом самоубийстве. Среди имен умерших от яда упоминается Элен У.

В первый момент я возликовал. Взяли! Поделом! Пусть фанатики предстанут перед судом! А потом представил себе, что в последние минуты творилось в их душах. Может быть, они видели сообщения о бреде больных Отчаянием – и кто-то из них заключил, что раскручивание неизбежно; кто-то – что теперь оно невозможно. А может, просто увидели наконец в истинном свете все свои головоломные умопостроения вместе с последствиями и ужаснулись: что же они сотворили!

Не мне их судить. А довелись самому уверовать в то, во что верили они, – как стал бы я выкарабкиваться из этого кошмара? Наверное, не жалея сил, пытался бы обосновать несостоятельность антропокосмологии как таковой… Ну а не получилось бы? Исполненный смирения (или непростительной безответственности), ушел бы в тень, опустил руки, не стал бы ввязываться?

А за стенами палатки хохотала ликующая толпа. Кто-то на секунду врубил музыку до отказа – мелодия превратилась в безумную басовую какофонию, грохот сотрясал землю.

Акили держал(а) совет с собратьями-ортодоксами. Кому-то удалось проникнуть в компьютерную систему ВОЗ и добыть последние, еще не опубликованные, данные о распространении Отчаяния.

– Девять тысяч двести случаев, – судорожно вздохнув, он(а) глянул(а) то ли в панике, то ли в каком-то опьянении, точно в невесомости, – Втрое за два дня. И ты по-прежнему считаешь, что это вирус?