Отчаяние

– Я разрешу вам присутствовать на беседе с ним... И самому задавать вопросы... любые... От вас будет зависеть, как поступить...

...Исаев помнил их разговор с Аркадием Аркадьевичем (как только они ушли с перрона Курского вокзала) практически дословно; он попросил, чтобы в ресторан поехали на метро: «Я ведь ни разу в жизни не видел этого чуда». «На метро так на метро», – Иванов согласился легко, чувствовал себя иначе, чем в кабинете, и совсем не так, как во время первого выезда в город.

Заговорил Иванов не в вагоне; во-первых, Исаев завороженно смотрел на станции, людей, нежно улыбался шумным детишкам (кадык елозил, но глаза оставались сухими), а во-вторых, ждал одиночества, которое и наступило, когда они вышли на станции «Охотный ряд».

– Отвечаю на ваш давешний вопрос о том, с кем я, – по-прежнему весело улыбаясь, но явно эту улыбку играя, начал Аркадий Аркадьевич, чуть понизив голос. – Раньше не мог, служба наверняка смотрит за вами, взаимная перепроверка, особенно в метро, там бежать легче, толпа, пневматические двери... Итак, я считаю Сергея Сергеевича и прочих – кроме Рата, он талантливый опер, – подонками, которые компрометируют высокое звание чекиста. Они пришли в аппарат недавно, вместе с новым министром Абакумовым. Почему с этого поста оттерли Лаврентия Павловича? Потому что он сохранил Родине маршала Рокоссовского и маршала Мерецкова – обоих должны были расстрелять, пытали в подвалах, подвергали чудовищным мучениям... Они не падали в обморок, – вдруг ожесточившись, заметил Аркадий Аркадьевич, – от того, что сидели недвижно на стуле! Их били металлическими прутьями, ясно?! Берия сохранил Родине авиаконструктора Туполева, министра Ванникова, который потом снабжал фронт «катюшами»... Он реабилитировал десятки тысяч ленинцев – практически всех, кого не успел расстрелять мерзавец Ежов... Думаете, не питай я к вам уважение за ваши подвиги и не доложи Берия, вас бы не истязали?! Еще как бы истязали... Словом, ситуация не простая... Попытка отодвинуть товарища Берия от непосредственного руководства органами произошла под воздействием чьих-то темных сил. Чьих? Не знаю. Но намерен узнать. Я не один в этом желании. То, что я вам сейчас сказал, – основание для моего расстрела без суда и следствия. Если хотите помочь мне... нам... свалить мерзавцев – включайтесь в работу... Да, да, сидя на даче или в камере – если я решу, что так угодно нашей борьбе... Если вздумаете играть на этом моем признании – вас убьют вместе со мной. Точка! – прервал он себя. – Все, забыли! Говорим о меню, вине и женщинах... И еще о фюрере... Меня очень интересуют взаимоотношения Гитлера с его окружением в начале их движения; честно говоря, национал-социализм, его рождение и развитие мы прошляпили. Информации – серьезной и объективной, если хотите, бесстрашной – у нас практически не было. Стол в ресторане, скорее всего, оборудован, поэтому информацию дозируйте... И засадите фразочку: «О каких-то эпизодах – Гитлер заложил фугасы под будущее – я доложу только товарищу Сталину... Лично...»

– Скажите, – задумчиво спросил тогда Исаев, словно бы не услыхав его, – а если бы товарищ Берия приехал в Москву в тридцать пятом году, процесса Каменева не было бы? Каменева с Зиновьевым не расстреляли бы?

Аркадий Аркадьевич долго молчал, улыбка с лица сошла:

– На это я ответить не в силах... И не потому, что боюсь. Просто – не знаю. Я, честно говоря, вопросы о прошлом себе не ставлю... Думаю о будущем, чтобы не повторился, упаси господь, тридцать седьмой...

– Спасибо за честность, – ответил Исаев. – Переходим к меню, вину и женщинам...

– Слушайте, Всеволод Владимирович, – покончив с солянкой, спросил Иванов, – а вы когда-нибудь фюрера вблизи видели?

– Что значит «видел»? На съездах партии, на приемах, в Байрейте – во время вагнеровских фестивалей – много раз... Лично у него на докладе не был. Но ведь служба составляла каждый день материал: о том, кто его посетил, о чем шла речь, реакцию Гитлера на тех, кто был удостоен аудиенции, слежка за этими людьми... Так что кое-какую информацию о нем в здании на Принцальбрехтштрассе при желании можно было получить... с трудом, но – можно.

– Эти материалы докладывали Гитлеру?

– Судя по тому, что обрабатывали их на нормальной машинке, – нет... Только то, что печаталось на «Ундервуде» с большими литерами, шло к нему тут же, с фельдъегерем...

– А кто получал материалы с нормальным шрифтом? Гиммлер?

– Конечно.

– А еще?

– Гесс, «брат фюрера», их не получал... Он вообще не жаловал службу, всегда подчеркивал, что государством арийцев правят не штурмовики или военные, но рабочий класс и бауэры...

– Кто? – Аркадий Аркадьевич не понял. – Сторонники Бауэра?

– Вы имеете в виду социал-демократа Бауэра? – Исаев не считал нужным скрыть усмешку. – Все социал-демократы, кто не успел сбежать, сидели в концлагерях, они ни разу не пошли на компромисс с нацистами... «Бауэр» – это «крестьянин»...

– А Борман? – спросил Иванов, пропустив замечание Исаева о социал-демократии. – Ему такие материалы отправлялись?