Сиптуага затрясло, руки пытались поднять меч, который сдвинулся еще на пару сантиметров, а затем намертво застрял. Силы покидали тело священника, который больше не мог сдерживать мощь некроманта. Его вера была абсолютна и осязаема, но губительное касание смерти было намного сильнее.
Рот Сиптуага раскрылся, и архиерей издал ужасающий рев отчаяния и страха. А затем он упал на колени.
Ивирион отпустил голову священника, выдернул меч из своего живота и оглядел площадь. Солдаты застыли, не в силах поверить в произошедшее. Они опустили оружие, по-видимому совсем забыв, что еще мгновение назад вели битву за собственное выживание. Войну за
Ивирион сломал их.
Некромант шагнул вперед, встал за спиной у стоявшего на коленях Сиптуага и обхватил руками его шею. Взгляд его уперся в маленькую фигурку на стене, улыбка сама собой наползла на лицо. Маленькая девочка. Та самая, что он видел в своем кабинете и при совершении ритуала. Она стояла там, среди сражающихся, а глаза ее были наполнены ужасом. Чистым, незамутненным ужасом.
Ивирион прикрыл глаза, наслаждаясь ее отчаянием. Отпустить? Как он мог это сделать? Этот человек привел к нему врагов, заставил страдать его друзей, убивал его братьев, а теперь его просто так взять и отпустить? Ивирион вновь взглянул на девочку, застывшую все в той же умоляющей позе и принял решение.
А затем быстрым движением свернул священнику шею.
Внутренний двор заполонили крики боли и отчаяния. Лицезреть, как тот, в кого ты верил больше всего, и кому ты вверил собственную жизнь умирает, было ужасно. Люди кричали, выли, рыдали, падали на колени. Многие бросились вперед, стремясь добраться до некроманта. Они прорывались ко входу во дворец, и их не заботил тот факт, что они ничего уже не могли изменить. Мертвецы набрасывались на слабых и отчаявшихся людей, убивали их, вдавливали в землю. Пока одни дрались за свою жизнь и веру, другие ломались от ужаса произошедшего, умирали и пополняли армию некромантов.
Ивирион положил ладонь на обритую голову архиерея и зажмурился.
Зеленое пламя вырвалось из глазниц, рта и двух дюжин ран на теле священника. Мертвеца трясло, пока пламя безо всякой жалости пожирало его тело, заставляя кости чернеть. Ивирион отпустил пылающий труп и подошел к самому краю крыши.
Люди кричали на него, проклинали и ненавидели. Он был для них злом, самой сущностью того, с чем они здесь боролись все этих дни. Он был злом и ужасом в чистом виде.
Их жалкие эмоции подпитывали его. Некромант искажал каждую из них, пропуская сквозь собственную душу. Теперь, когда в армии нападавших больше не осталось ни одного священника, он больше не чувствовал тяжести. Он не ощущал того давящего и удушающего чувства, что вызывал у него Сиптуаг. Он больше не был ограничен, загнан в рамки, созданные силой священников.
Сила, власть, могущество – они заполонили его. С каждой секундой мощь некроманта росла, многократно превышая уровень, которого он достиг еще при жизни. Ивирион раскрыл зеленые глаза, и в последний раз взглянул на тех, кто еще несколько минут назад грозился его уничтожить.