Отчаянные

Сестра не колеблясь начала вставать – во всяком случае, попыталась. С Максимусом ей было не очень-то легко развернуться. Я помогла ей, и она задала единственный вопрос:

– Куда идем? – Когда я объяснила ей, что задумала, она потрогала мой лоб. – Кто ты и что ты сотворила с моей сестрой?

Я оттолкнула ее руку:

– Та, кому надоело скрываться. Пусть мир узнает.

– Значит, так тому и быть! – просияла Анна с нескрываемой гордостью.

Мы незаметно выскользнули через служебный вход, и двадцать минут спустя таксист высадил нас возле салона татуировок в неблагополучном районе. Шофер заверил нас, что лучше места в Филадельфии не сыскать, да и работает оно допоздна. С учетом того, что заведение располагалось напротив байкерского, как я поняла, бара, ночная работа была неплохим маркетинговым ходом.

Мы распахнули дверь, звякнул колокольчик. У Анны загорелись глаза при виде многочисленных фотографий с образцами татуировок. Нас привлек снимок женщины с россыпью звезд, восходившей по боку и расцветавшей на груди. Рассматривая его, Анна произнесла:

– Поверить не могу, что ты решилась. – Она приобняла меня за плечо. – Растет моя сестренка!

Я закатила глаза и стряхнула ее руку. Как только я направилась к стойке, Анна пылко воскликнула:

– Мне тоже нужна! – Изогнувшись, она указала себе на задницу. – Чтобы здесь написали «Гриффин». Пусть целует всякий раз, как доведет до ручки.

– Ну, тогда ходить тебе раком, не разгибаясь.

Анна хмыкнула, и я быстро сменила тему. Образ Гриффина был не из тех, что хотелось запечатлеть в памяти.

– Может, лучше подождать с татуировкой, пока не родится Максимус?

Анна со вздохом заправила волосы за уши.

– Наверное, ты права, – рассмеялась она. – Похоже, пора привыкать к ответственности!

Тоже развеселившись, я погладила ее по выпиравшему животу:

– Ты справишься.

– Господи, скорее бы он родился! – простонала Анна, поглаживая дитя, сокрытое в утробе. – До чего надоела беременность!

Я собралась уже спросить, не хочет ли она наконец улететь домой или к родителям, когда из подсобки вышел симпатичный мужчина. Каждый квадратный сантиметр его рук был покрыт цветными татуировками, и я вспомнила Эвана. Да и в ушах у него, как у нашего барабанщика, красовались «тоннели».

– Только не рожайте в моем предбаннике, умоляю.

Он протянул нам руку, Анна ухмыльнулась. На подушечке большого пальца было начертано: «Не жалею». Я как никто разделяла эту сентенцию, а потому прикинула, не вывести ли где-нибудь такую же, но не сегодня. Нынче у меня были другие планы.

– Меня зовут Броуди. Чем вас порадовать?

Пожав ему руку, я указала на внутреннюю сторону своего правого запястья:

– Именем мужа, вот здесь.

– Популярное местечко, – кивнул Броди. – Как звать везунчика?

– Келлан, – улыбнулась я ярче солнца.

Когда мы с Анной покинули салон, мое запястье было туго перебинтовано, и я пересмотрела свои планы насчет еще одной татуировки. Не очень-то приятно, когда иголка вновь и вновь вгрызается в твою плоть. К тому же я всегда боялась боли. Я всегда с трудом переносила ее. Поистине было чудом, что я высидела процедуру до конца. В тот миг, когда машинка в первый раз проткнула кожу, я чуть не взвилась и не выскочила за дверь. Да так и было бы, если бы я решила сделать тату не с именем Келлана.

Завтра нам предстоял еще один концерт в Филадельфии, и мы с Анной не стали возвращаться в «Веллс-Фарго-центр»[23], а вместо этого поехали в отель. Сестра устала, а я была не в настроении слушать громогласные восторги по поводу страстного заключительного дуэта Келлана и Сиенны, с которого и заварилась вся каша. Чтобы Келлан не волновался, когда не найдет меня, я написала ему сообщение и улеглась в постель, где и стала его дожидаться в одних трусиках и футболке.

Я сильно вымоталась и заснула, едва моя голова коснулась подушки. Тело, скользнувшее ко мне под бок, вернуло меня к жизни. Кожа была прохладной, чуть влажной и пахла гостиничным цитрусовым шампунем. Должно быть, он сначала принял душ. Я вздрогнула, когда он прижался грудью к моей спине и обхватил меня руками и ногами.

– Я замерз, – промурлыкал Келлан. – Грей меня.

Улыбнувшись, я провела руками по его озябшей спине и прижалась к Келлану всем телом. Он скользнул губами по моей шее, и кожа моя стала гореть, во мне нарастало желание. Он добрался до чувствительного местечка возле ключицы, и меня вдруг бросило в жар. Теперь я прижималась к нему уже не с тем, чтобы согреть его, но чтобы возбудить. Это не заняло много времени.

Перевернув меня навзничь, Келлан обосновался сверху и принялся водить губами по моей шее.

– Обожаю, когда ты меня распаляешь, – сипло выдохнул он мне в ухо.

В подтверждение сказанного он вжался в меня тазом, и я издала тихий стон. Все у него уже стояло, как штык, и я разожглась вконец от временной дразнящей недосягаемости его копья. День выдался такой насыщенный, что я остро нуждалась в разрядке. Келлан, наверное, испытывал то же самое.