Отчаянные

Но его там не было. Вместо него к унитазу крепился огромный лист бумаги. Большие буквы гласили: «Нет времени на крышесносный секс здесь! Сосредоточься и найди меня!»

Я развернулась и рассмеялась:

– Келлан, где ты?

Стрелка у выключателя указывала на коридор, и я рассудила, что он в нашей спальне.

В коридоре были развешаны самоклеющиеся листочки. Они лепились к фотографиям. «Что, возбудилась? Готова? Давай быстрее, ищи меня!» Перед бывшей комнатой Гриффина было выложено сердечко из лепестков. В центре красовалась записочка: «По-моему, я здесь».

Я распахнула дверь, хихикая:

– Келлан? В чем дело?

Но его и там не было. Гитарный футляр лежал на нашей кровати открытый и усыпанный листками – моими набросками к следующему роману. Розовые буквы уведомляли: «Будущий бестселлер!» Смех разобрал меня еще пуще, и я огляделась в поисках Келлана. Так и не обнаружив его, я сунулась в шкаф. Мне было ясно, что он где-то в доме. Но не было его и в шкафу. Я нашла лишь клочок бумаги со словами песни. Новая красивая вещь. Я так и слышала безукоризненное пение Келлана: «Тебе не понять, что я люблю отчаянно, невероятно – готовый все заново пережить, вернуться в начало, обратно».

Мой взор затуманился, я снова кликнула его, но он не отозвался. Не было ли в песне намека? Я пошла «в начало» – к парадной двери. Опять никого. Уже уверенная, что ни за что не отыщу мужа, я распахнула дверь и выглянула на улицу. На коврике стоял Келлан, одетый в вылинявшие синие джинсы и черную кожаную куртку. В одной руке он держал огромный букет роз, а в другой – экземпляр моей книги. Не знаю, что взволновало меня сильнее: то, что я наконец нашла его, горящий взор синих глаз, аромат цветов или вид моего имени на глянцевой обложке.

Келлан вскинул брови и не дал мне заговорить, упредив:

– И почему же так долго?

Со смехом и в слезах, я бросилась к нему, обняла и увлекла с мороза в дом, где насладилась прохладой его губ. Захлопнув дверь ногой, Келлан исхитрился произнести:

– У меня… кое-что… есть для тебя.

Я смерть как хотела наконец-то подержать в руках свою книгу. Оставив в покое Келлана, я простерла руки, словно дитя, выпрашивающее конфету. Келлан немедленно вручил мне цветы. Я надулась, и он захохотал: розы были прекрасны, но он-то знал, чего мне хотелось. Придуриваясь и скалясь, он показал на книгу, которую мне не терпелось полистать:

– Не получишь, пока не пообещаешь надписать! – Я поджала губы, но Келлан замотал головой: – Нет. Мне нужен экземпляр с автографом. Первый!

Застонав, я кивнула и протянула свободную руку:

– Ладно, я напишу что хочешь, только дай!

– Да ну? – заинтересовался Келлан. – Все, что хочу?

Он забрал у меня цветы и вручил книгу.

Я проигнорировала его похотливый тон, глазея на черно-белую фотографию женщины, стоящей между двумя мужчинами. Поверху шло заглавие: «Неотразимые», а внизу крупными жирными буквами был набран мой псевдоним. Я больше не скрывалась, но люди узнали мое подлинное имя, а мне не хотелось успеха благодаря замужеству. Как и Келлан, я желала добиться его самостоятельно, а не на гребне чужой славы.

Нереальное чувство – держать в руках свою книгу. Я и вправду написала и опубликовала роман. С ума сойти!

– Я страшно горжусь тобой, Кира.

Лицо его светилось от гордости, и это согревало меня, даря покой и уют.

* * *

Очередные гастроли Келлана совместно с «Крутым поворотом» и «Уходя от расплаты» на разогреве были назначены на апрель. Не знаю, чьими стараниями – студии или Денни, – но турне на сей раз предстояло международное. После концертов в США они отправлялись в Британию и Австралию. Я сочла поистине забавным путешествие «Чудил» на другой конец света.

Но прежде чем пуститься с ребятами в тур, к чему Келлан очень стремился, он должен был сделать кое-что, к чему не стремился ничуть. Однако этого, как ни поразительно, хотела я.

Застегнув сумку, я пошла через свою новую спальню на его поиски. Пару недель назад мы переехали в просторный дом, который был лучше всех, что я знала прежде. Он был велик для двоих, но Келлан твердил, что прибавление в семье неизбежно и нам в итоге понадобятся лишние спальни. И расположен дом был очень удачно. Гриффин, будь на то его власть, поселил бы нас в Медине по соседству с Биллом Гейтсом, но мы предпочли вообще убраться из города. Мы поехали на север и подыскали себе отдельный дом на одиннадцати акрах земли. Нашими ближайшими соседями была милая пожилая чета, которая встретила наш фургон пирогами. Нам предстояла жизнь куда более затворническая, чем в Сиэтле, однако при том безумии, которым сопровождалось каждое наше появление на публике, нельзя было придумать ничего лучше созерцательного загородного существования.