Отчаянные

Когда скорость упала ниже световой, я включил шесть мощных адмиралтейских гравигенераторов 391 модели, приводивших корабль в движение на досветовых режимах, потом выключил главный ход. Постепенно скорость фотонов понизилась до величины, воспринимаемой человеческим глазом, и экраны сделались полностью прозрачными, открыв взгляду золотистую планету с разбросанными там и сям по ее поверхности ультрамариновыми пятнами, наполовину скрытую завесой белых облаков. Завораживающая глаз картина, которую я впервые увидел, казалось, тысячу эонов назад — в совсем другую войну.

Впрочем, я попытался стряхнуть воспоминания: меня ждал обмен информацией с портовой диспетчерской, необходимый для получения разрешения на посадку. Разрешение я получил, но от воспоминаний не отделался. Женщина с длинными каштановыми волосами, которую я знал тогда… лицо ее так и не стерлось в моей памяти. Она все еще находилась здесь — я не поленился проверить. Вспомнит ли она меня через столько лет? И захочет ли? Не самое лучшее время для мыслей о ней, но…

Аталанта всегда привлекала меня, и не только потому, что здесь жила она. Город с незапамятных времен служил гаванью того или иного рода, и началось это задолго до Эры Межзвездных Путешествий, когда у ее потемневших от времени причалов швартовались одни только водоизмещающие суда. Сверхсветовые перелеты изменили облик цивилизации Гелика, и постепенно вся планета начала ассоциироваться у звездолетчиков именно с Аталантой. Возникновение воинствующего ордена градгроут-норшелитов, а позже и сооружение их монастыря на вершине горы и орбитальных фортов добавили этому городу-планете еще одну достопримечательность — ту самую, что спасла всю Империю в последней битве прошлой войны. Тогда была разрушена значительная часть древнего города, но погиб и почти весь флот облачников, что привело к отречению Трианского и последовавшему за этим подписанию Гаракского Договора. Теперь же шла другая война, и Аталанту из-за ее стратегической важности снова ждали боль и разрушения.

Впереди — скорее даже внизу — Гелик сделался на экранах уже объемным. Мои «Огни» снижались сквозь атмосферу подобно метеорам, защищая обшивку своих корпусов направленными потоками плазмы. Краем глаза я видел остальные суда нашего конвоя — они поддерживали безукоризненно четкий строй по левому борту от меня.

Казавшиеся только что неподвижными кучки облаков превратились в стремительно несущуюся нам навстречу серую, подцвеченную по краям массу, горизонт из выпуклого сделался почти прямолинейным, и я приготовился вести свой корабль через кишащее летательными аппаратами пространство — после пустого, необъятного космоса это требовало некоторой перестройки. Я покосился на альтиметр и включил радио.

— Диспетчерская Аталанты, говорит военный борт эс-тэ триста тридцать семь эф с конвоем АРТ-девятнадцать. Запрашиваю траекторию посадки.

— Борт эс-тэ триста тридцать семь эф, — отозвался гражданский диспетчер. — Следуйте курсом на орбитальный бакен девять девять один, частота семь восемь четыре три. По прохождении бакена спускайтесь до двух пять ноль кленетов и сбавляйте скорость до двадцати пяти ноль-ноль.

— Борт эс-тэ триста тридцать семь, следую курсом на бакен девять девять один. Высота следования конвоя пять пятьдесят кленетов, скорость тридцать один ноль-ноль. Сбавляем скорость до двадцати пяти ноль-ноль.

Еще через двадцать циклов мы миновали бакен, мигавший красными вспышками. Мы уже достаточно углубились в атмосферу Гелика, чтобы измерять высоту не в кленетах, но в иралах. Прямо по носу прошел пересекающимся курсом взлетающий в космос торговый корабль. Наши «Огни» тряхнуло шлейфом возмущенной гравитации, а на шарообразном дисплее справа от меня появилось изображение головы и плеч молодой женщины-диспетчера.

— Борт эф-эй триста тридцать семь, — произнесла она. — Конвой АРТ-девятнадцать может снижаться до эшелона триста иралов.

— Конвой АРТ-девятнадцать, продолжаем снижение до трехсот, — подтвердил я получение приказа, шаря взглядом по гиперэкранам в поисках встречного движения. По давнему опыту я знал, что портовые диспетчеры перегружены работой, да и оборудование у них по большей части давно устарело. Я пробыл здесь достаточно долго, чтобы знать: первое, что приносится в жертву в экстремальных условиях военного времени, — это безопасность полетов. Тем более что каждый командир каждого корабля всех воюющих сторон — включая вашего покорного слугу — бормочет при посадке или взлете текст правил техники безопасности как молитву, словно и впрямь верит хоть одному их слову.

Мы вошли в плотный слой облаков, размерами почти не уступавший континенту, который он накрывал. Снизившись еще на пару-тройку сотен иралов, я разглядел внизу несколько — по меньшей мере четыре — слоев грязных, серого цвета облаков, авангард штормового фронта, медленно наползавшего на планету с ее полярной шапки.