Отчаянный и непобедимый Ренегат Икс

— Дэмиен Локи! — говорит мама повелительным голосом, но, видимо, решив, что меня не стоит воспринимать всерьез, улыбается и машет рукой. — И что ты собираешься сделать? Я твоя мать. Убери эту штуку.

— Ты что, меня не слышала?! Я же сказал: не могу позволить тебе это сделать.

Мама, нахмурившись, сверлит меня сердитым взглядом, но гипноизлучатель опускает. Гримаса отвращения искажает ее лицо.

— Ты говоришь, как супергерой.

— Я и есть супергерой!

Эти слова, неожиданно сорвавшиеся с моих губ, шокируют меня не меньше, чем маму. Руки дрожат так сильно, что дуло пистолета ходит ходуном.

— Теперь я вижу, что, отпустив тебя к отцу, я совершила большую ошибку, — говорит мама, забыв, учитывая серьезность обстоятельств, назвать Гордона «этим человеком». — Я запрещаю тебе с ним видеться. Ты будешь сидеть дома, и мы…

— Мы ничего не будем делать, если ты не отдашь мне эту штуку, — говорю я, указывая на гипноизлучатель дулом пистолета.

Лазеры в маминых глазах загораются адским огнем.

— Дэмиен, опусти пистолет.

Я решительно качаю головой.

Мама умолкает. Когда она, выдержав паузу, начинает говорить снова, ее голос звучит успокаивающе. Так говорят с испуганными животными, когда не знают, чего от них ожидать.

— Все уже закончилось. Все будет хорошо.

Направляю дуло прямо ей в грудь. Ощущение такое, будто я целюсь в самого себя.

— Ты же не будешь стрелять в собственную мать. А теперь закрой уши…

Я нажимаю на курок. Луч проносится в сантиметре от ее головы, чуть ближе, чем я хотел.

— Это был предупреждающий выстрел. Опусти гипноизлучатель.

— Дэмиен, зачем ты это делаешь? — спрашивает мама. Она не испугалась, но сильно расстроилась. — Ты подошел к опасной черте.

— Какого черта это значит?

— Значит, что тебе остается надеяться на то, что Гордон сдержит слово, потому что я не намерена терпеть в своем доме супергероев!

— Он сдержит, — говорю я, в основном чтобы позлить ее, хотя, понятно, что Гордон не нарушит заключенный с мамой договор, даже если будет меня ненавидеть. Подхожу ближе, держа в левой руке пистолет, и вытягиваю правую, поврежденную руку вперед, не обращая внимания на боль.

— Дай сюда.

— Если ты это сделаешь, — говорит мама невозмутимо, вкладывая в мою руку гипноизлучатель, — не попадешь в Вилмор. Ты делаешь врага из собственной матери. Вот чего ты этим добьешься.

— Нет, это ты делаешь из себя моего врага, мама, — говорю я, чувствуя, как эмоции, разом перегорев, покрываются золой. Больше всего на свете мне хочется вернуть ей прибор, сказать, что пошутил, что я суперзлодей, что хочу принимать участие в ее делах. Хочу, но не могу. Я больше не чувствую себя злодеем, ни на йогу, особенно после сегодняшнего вечера. Можно было действовать по маминому плану и стать принцем Золотого города, но я должен был спасти Кэт и остановить Пита. Не могу же я позволить ей причинить боль Саре, Гордону или кому-то еще из близких мне людей, даже если придется ради этого пожертвовать всем, включая учебу в Вилморе. Даже если это означает, что на пальце у меня появится «Г», а не «З». Может, я не чистокровный герой, но и злодеем прикидываться больше не могу.

В эту секунду в маминых глазах вспыхивают лазеры. Все происходит, как в замедленном кино. Лучи попадают в пистолет, и он взрывается у меня в руке.

Мама бросается вперед, протягивая руки к гипноизлучателю. Я уворачиваюсь и с размаху бросаю прибор в стену.

— Не-е-е-е-т! — кричит мама. Гипноизлучатель с треском разбивается, а мне кажется, что я слышу, как, звеня, разлетаются вдребезги мамины хрустальные мечты.

— Даже не думай снова брать Сару в плен. Если с ее головы упадет хотя бы один волос, я уверен, полиция и каждый супергерой в городе будут разыскивать тебя и твою секретную лабораторию. И я хочу получить рецепт противоядия, когда приду забирать вещи.

Развернувшись на каблуках, я ухожу, оставляя за спиной маму и жизнь, которую считал единственно возможной целых шестнадцать лет.

* * *

Вечером я остаюсь в доме Кэт. Ее родители не предлагали мне переночевать, но я «случайно» уснул на кушетке в гостиной, потому что мама от меня, наверное, отреклась, а Гордону звонить было страшно.

Мама Кэт проплакала целый час, после того как мы вернулись, хотя Кэт непрерывно твердила, что с ней все в порядке. Отец ходил вокруг нее с растерянным видом и говорил, что готов купить все, что угодно, лишь бы она не плакала, очевидно, не зная другого способа решать проблемы подобного рода. Никто не спросил у меня, болит ли рука. Она болит, и мне, вполне возможно, стоило бы отправиться в больницу, но поднимать эту тему самостоятельно не хотелось.