Отчаянный холостяк

Джошуа позволил себе наслаждаться ощущениями, пока они шли по мощеной улице, а его трость ритмично постукивала по камням.

– Что это, сэр? Не улыбку ли я случайно вижу, появляющуюся в уголках ваших губ? – поддразнила его леди Гвин. – О, теперь я на самом деле жалею, что не умею рисовать. Мне хотелось бы запечатлеть образ майора Вулфа с улыбкой на губах. «Улыбка майора Вулфа в естественных условиях». Это так неожиданно! Ведь иначе никто не поверит, что вы умеете улыбаться.

– «Улыбка Джошуа в естественных условиях», – сказал он и позволил себе шире улыбнуться, глядя на леди Гвин. – Вы же слышали, что говорила ваша мама? «Не нужно так официально с нами разговаривать».

Ее зеленые глаза блестели, когда они огибали пустошь, а по цвету напоминали растительность на этом участке земли.

– В таком случае вы должны называть меня Гвин.

На самом деле он не говорил серьезно, но теперь радовался, что сказал то, что сказал. Ему нравилась сама мысль называть ее просто по имени. И ведь они в некотором роде на самом деле были одной семьей.

Нет, все-таки не были. Ни в коей мере. И даже члены его семьи не видели, что он сегодня, чуть ранее, устроил на улице.

– Но никакого неофициального обращения по имени при свидетелях, – заявил он.

– Правильно, – согласилась она, причем в голосе ее звучала мягкость, объяснения которой Джошуа не находил. – Только когда мы вдвоем.

Когда он услышал слово «вдвоем», его сердце забилось в бешеном ритме. От мысли оставаться с ней вдвоем он почувствовал дикое ликование. Казалось, что кровь побежала быстрее у него по венам.

Это ликование было неразумным.

Затем, словно для того, чтобы напомнить ему о том, что желать ее было просто безумием, у него заурчало в животе.

Гвин рассмеялась.

– А теперь, я думаю, нам следует вернуться в гостиницу. Вы достаточно успокоились. Возможно, именно поэтому вы и отреагировали… так неистово. Такой высокий и мускулистый мужчина, как вы, не может долго не есть.

– Вы правы, – сказал Джошуа, хотя, несмотря на голод, ему очень не хотелось возвращаться, что было странно.

Они повернули назад к «Золотому дубу».

– Знаете, вы так мне и не сообщили, что же такое сказал ваш брат-близнец, чтобы прогнать Хейзелхерста.

Гвин нахмурилась.

– Вы правы. Я вам этого не рассказывала.

– Гвин, скажите мне. Я хочу знать.

Она молчала несколько минут, затем тяжело вздохнула.

– Хорошо. – Она в молчании прошла еще несколько шагов. – Торн заплатил ему, чтобы он уехал из Берлина. Насколько мне известно, он ему также заплатил за то, чтобы… э-э-э… он отправился служить в военно-морской флот.

Джошуа тихо присвистнул.

– Если бы я попытался провернуть что-то подобное с Беатрис, то она бы, если использовать ваше выражение, «вручила мне мои яйца в коробочке».

– Мне следовало это сделать, – беззаботно ответила Гвин. Но хотя она говорила таким легким тоном, Джошуа не мог не заметить, как покраснели ее щеки.

– Определенно, у вашего брата имелись веские основания, чтобы отделаться от этого человека, – сказал Джошуа, представляя себя в аналогичном положении. – Ведь если этот тип взял деньги, он показал, что является охотником за богатыми невестами. Вы же не хотите такого человека в мужья, не правда ли?

– Конечно, нет. Но Торн в этой ситуации повел себя слишком самоуверенно.

– Согласен. Хотя ваш брат, вероятно, предложил этому типу внушительную сумму, если Хейзелхерст отказался от возможности получить ваше приданое.

– Если честно, дело было не только в деньгах, поскольку Торн предложил ему всего несколько тысяч фунтов стерлингов. Но Торн также сказал ему, что если… э-э-э… Хейзелхерст попытается меня украсть или сбежать со мной, то брат лишит нас обоих всех денег.

– А-а. Вы думаете, что он бы это сделал?

У нее опустились плечи.

– Это не имело значения. Хейзелхерст не был готов рисковать и гадать, получит он приданое или не получит. Он предпочел синицу в руке – взял то, что дали, и сбежал. – Гвин подняла глаза на Джошуа. – Вы говорите, что цинично относитесь к любви и браку? А уж как отношусь я… Я знаю, что большинство мужчин смотрят на меня, как на ходячий банк, поэтому я и не люблю мужчин.

– Значит, именно поэтому вы к тридцати годам так и не вышли замуж. А я задумывался почему. Вы кажетесь как раз таким типом женщины, который нравится джентльменам из общества.

Она горько рассмеялась.

– Вы определенно давно не были в обществе, или поняли бы, что я даже близко не похожу на женщин, которых хотят джентльмены. Они предпочитают женщин, которые просто передадут им свое приданое и никогда не будут даже пытаться им указывать, как тратить деньги. Они хотят женщин, которые не высказываются ни о чем, имеющем значение, и говорят только: «Да, дорогой», «Все, что ты хочешь, дорогой», «Ты – мой хозяин и повелитель, дорогой».

– Не может же все быть так плохо, – заметил Джошуа. – Я не люблю высшее общество, как, очевидно, и вы, но мне кажется, что Грей прислушивается к Беатрис, а это кое о чем говорит, учитывая, что Беатрис – это самая дерзкая женщина, которую я когда-либо встречал.