Глайдер и присосавшиеся к нему два летуна догнали меня на втором километре. И опять принялись пулять лазерами налево и направо. За спиной, очень удивив, начал постреливать автомат. Катрин, солнышко мое крепкожелудочное, не вырубилась от этой гонки, и теперь выполняет главную задачу – не дать нас сбить до того, так мы доберемся до базы.
Я позволил себе немножко прослезиться от умиления, а потом снова сосредоточился на трассе. Будучи на таковой, эмоции лучше засунуть глубоко и в карман
Я поднял роль чуть-чуть повыше и тачанка, пошипывая паром, разогналась до максимума.
Ребята сзади не отставали, вовсю освещая дорогу. Тачку тряхнуло, и экран компьютера заматерился, сообщая, что грохнут кожух преобразователя. Эдак они во что-то посерьезней скоро попадут, если не помешать.
Прикинув, что до ближайшего маневра не менее минуты, я поставил тачанку на автопилот, отстегнулся, отодрал привязанный сбоку кресла гранатомет, и выпустил в тоннель две обоймы. Летуны пропали, а вот глайдер всего лишь пару раз чиркнуло о стены. И только-то. Надо его как-то засунуть под пушку, что довольно просто, если не считать торможения с много ЖЕ.
Пристегнувшись, я вспомнил, что впереди обрыв метров сто длинной. Автопилот сбросил скорость до 180, и надо было разгоняться до 250.
Незабываемые ощущения.
Сначала три ЖЕ вжимают в спинку кресла, а потом наступает состояние невесомости. Резкий переход заставляет всю пищеварительную систему от губ до ануса рваться наружу. Кошмар!
Перескочив и влетев в Тоннель, который в этом месте был наклонный, чтоб после приземления хоть что-то осталось, я заложил спираль, и стал морально готовиться к торможению.
Проскочив последнюю дырку в перегородке, я глянул на радар. Глайдер тоже проскочил. До базы оставалось всего двадцать километров, и уже пора было его сбивать со следа.
Обойдя одинокий лазерный луч, я изготовил к бою пушку, набрал воздуха и затормозил.
Глайдер просвистел надо мной, как снаряд, но я этого почти не заметил. Все внимание переключилось на сжимавшие грудь ремни. За этим занятием я еле-еле успел выстрелить куда-то в сторону глайдера. Когда давление на грудь прекратилось, я глянул на радар. Глайдер, затормозив, разворачивался в мою сторону.
Ура! Лобовая!
Я выдал на наушники максимум громкости, выплюнул окурок, плотно стиснул зубы и погнал вперед.
Он тоже.
Он начал стрелять
Я тоже, и, заревев что-то из злоблинских ругательств, закрутил спираль…
Когда все вокруг заволоклось пламенем, мне показалось, что нас взорвали. Потом громкий свист и ударивший в маску кусок чего-то сообщил мне, что взорвались не мы.
Еле успев прибить рукой вспыхнувшие волосы, я автоматически объехал два провала и стал затормаживать. До базы оставалось десять километров чистой дороги. Торможение, плавное и нежное после такой гонки, остановило тачанку у платформы, с которой начиналась лесенка в один из домиков старого города.
Вырубив мотор, я расстегнул ремни и закрыл глаза. Хорошо-то как. Даже сказать нечего. Посидеть бы так минут эдак бесконечность.
Но некогда. Время не деньги, а жизни двух потенциально ценных, да еще и девушек.
Скрипя зубами и хрустя заклинившими, чтоб не расстегнуться, суставами, я вылез из кресла и, похрустывая, размялся. Переступая, как инвалид гравитационных войн, я пошел смотреть, как там мой ценный груз.
Увиденная картина мгновенно провентилировала отупевшие мозги. Прислонившись спиной к коробке реактора сидела Катрин, сжимая правой рукой автомат, лежавший на правом колене подогнутой под себя ноги. Лицо серо-зеленое, из носа сочится кровь, глаза закрыты. Нирра и Танита лежали там же, где я их привязал. Обе чуть заметно дышали.
– Катрин. – шепнул я. Она приоткрыла глаза ровно настолько, чтобы видеть меня. И прошептала ласково:
– Гад ты эдакий!
– Спасибо. Приехали уже. Тебя отстегнуть или ты еще можешь двигаться?
Она измученно улыбнулась, и стала медленно расстегиваться. Теоретически наступил хороший момент для первого поцелуя. Однако человек, хорошо знакомый с практикой, вроде меня, а не только с теорией, вроде нее, хорошо знает, что расслабляться, даже немного, хорошо в специально отведенных для этого местах вроде моей базы. С другой стороны, такие моменты, если их упустить, добротно приковывают к себе внимание, обрастая, как бульон плесенью, обидами. Значить, делаем так. Закуриваем. Шагаем поближе к тележке, и когда она со стоном распрямляется, подаем руку.
Катрин, нетвердо стоя на ногах, взглянула влюбленно-настороженно, ухватилась за руку, и при попытке спрыгнуть с тележки рухнула в мои объятия. Ее руки осторожно легли мне на спину, голова неуверенно легла на плече. Пока я раздумывал, а не слишком ли затероризировал ребенка, мой руки растеклись по ее спине и чуть прижали к себе.
– Только пожалуйста, не надо счас ничего говорить. – очень жалобно прошептала она. Так. Не только затероризировал, но и до телепатии довел. Пора переходить к молчаливым действиям.