Отчет Брэдбери

А что мне было еще сказать? «Выключай»? «Продолжай»? Я стоял с глупым видом, словно ожидал ответа. Алан не меньше моего был смущен моим появлением. Он немедленно остановился и выключил телевизор с помощью пульта. В спасительной темноте он натянул штаны, собрал использованные бумажные полотенца и вышел из комнаты, не сказав ни слова и не взглянув на меня. Я пошел в туалет. Когда я вернулся в спальню, он лежал в постели и спал или притворялся, что спит.

Я ничего не сказал Анне о том, что видел. Следующей ночью, когда я проснулся в два, потому что захотел в туалет (Алан вряд ли знал, что такое простата, и вряд ли предполагал, что моя стала большой и твердой, как орех), его не было в постели. Я снова нашел его в гостиной. Он сидел на диване, смотрел на экран, рядом лежали бумажные полотенца, и так далее. У меня был день, чтобы подумать о том, что можно сделать. Я решил предложить ему сесть и посмотреть это вместе с ним (но без мастурбации), даже объяснить, что он видит («А это у нас…»), желая таким образом лишить ситуацию незаконности, которая отчасти могла его привлекать. Но Алана влек не запретный плод. Он не чувствовал стыда, не винил меня за вторжение. Ему просто хотелось наблюдать за людьми, мужчинами и женщинами — я уверен, что другой канал был полностью посвящен гомосексуализму, но это его не привлекало, — юношами и (о, прекрасный новый мир!) девушками, которые занимались сексом, и чем более четко, чем более близко и подробно был показан акт, тем лучше. Для него это было образовательной и, как я теперь думаю, необходимой программой. Обнаружив мое присутствие, он выключил телевизор, собрал вещи и молча отправился прямо в постель. Я смотрел на него, чтобы понять, не сердится ли он на меня за вторжение, но он не был ни сердит, ни смущен. Он отнесся к этому спокойно, как к чему-то естественному.

Следующей ночью я проснулся в час. Я заранее так решил. Я должен был разобраться. Как пуританин. Возможно, мне не следовало ему мешать. Я не был ему отцом, я был — так точнее всего охарактеризовать наши отношения — его хранителем. Помощником хранителя. Какой бы я ни считал свою роль, в нее, разумеется, не входили слежка и вмешательство. Уже третью ночь подряд я не находил Алана в кровати. Я заглянул в гостиную. Он был там, поглощенный своим занятием. Я постарался не выдать себя. Сходил в туалет и вернулся в кровать. Через некоторое время я услышал, как он бродит по кухне. Похоже, делал себе сандвич — он любил сандвичи с арахисовым маслом и желе. Когда он вернулся в постель, я еще не спал. Я решил утром поговорить с Анной.

Пока Алан был увлечен одним из шоу, которые обычно смотрел перед завтраком — какой-то фарс про семью роботов, похожих на людей, — я рассказал Анне о том, что видел. Она разъярилась, сначала на него, а потом и на меня.

— Уйди с дороги, — велела она.

Мы стояли на кухне. Она была в ночной рубашке и халате. Ее отраставшие волосы находились в непокорной промежуточной стадии, по утрам она выглядела мертвенно-бледной и взъерошенной.

— Я хочу с ним поговорить.

— Давай сначала поговорим мы с тобой, — предложил я.

— И ты так запросто позволил ему заниматься этим?

— Что значит «позволил»?

— Ты ему ничего не сказал?

— Мне и не пришлось. Он остановился, едва увидел меня. Выключил телевизор. Собрал все. Пошел спать.

— Что он сказал?

— Ничего.

— Он понял, что ты все видел?

— Да.

— Все так плохо?

— Думаю, очень плохо, — сказал я. — Я не знаю, как это расценивать.

— Да уж, — проговорила она. — Мне надо с ним поговорить.

— Что ты скажешь?

— Понятия не имею. Я этого не ожидала. А ты ожидал?

— Я и представить себе не мог, — ответил я. — Ведь ты воспитывала мальчиков.

— Они такого не делали.

— Не мастурбировали?

— Не смотрели порнографию, — пояснила она. — Дай-ка мне подумать.

Анна открыла шкафчик, взяла стакан, достала из холодильника апельсиновый сок и налила в стакан. Сделав глоток, она скривилась.

— Ну и кислятина, — сказала она и поставила стакан на стол. — У нас никогда не было такой проблемы. — Анна покачала головой. — Прости меня. Я зря на тебя набросилась. Это не твоя вина.

— Понимаю, что не моя, — ответил я.

— Что ты об этом думаешь?

— Не знаю, что думать, — пожал я плечами. — Ужасно неловко.

— Ты это делал?

— Что делал?

— Смотрел порнографию?

— Меня это никогда не интересовало, — ответил я.

Она поставила пакет с соком обратно в холодильник и вылила сок из стакана в раковину.

— Жуткая гадость, — сказала она. — Больше такой не покупай.

Она ополоснула стакан под краном и поставила его в сушилку.

— Наверное, это моя вина.

— Как это? — не понял я.

— Ну, то, что я ему сделала.

— А! — отмахнулся я. — Я так не думаю.

Мне вдруг пришло в голову, что наш разговор похож на разговор родителей.

— В этом нет ничьей вины, Анна.

— Сомневаюсь, — сказала она. — Что мне ему сказать?

— Не знаю. Объясни, почему ты считаешь это неприятным. Расскажи, что ты чувствуешь, узнав о том, что он это смотрит.

— Может, тебе с ним поговорить? — предложила она. Я еще ни разу не видел, что она отступает. — Ты ведь мужчина.