Отчет Солнцу

От заработавших дубинок в руках омоновцев, поливаемая дождем толпа, в которой уже нельзя было различить активистов-зачинщиков от слабосильных пенсионеров, озверев от страху, смешалась в одно бешеное стадо. Заработал общий животный инстинкт: раз выхода нет, надо сражаться. И – на первый взгляд хаотическая – толпа снова тактично подступила и одним своим звеном с левого фланга ударила в отряд Ломова.

С бойцов срывали шлемы, вырывали дубинки, распыляли газом в лицо. С треском рушились ограждения под напором остервеневшей визгливой рукастой массы; с Ломова тоже сорвали шлем. Спасаемый и уносимый на волнах толпы, будто повелитель её, усастый закричал остающемуся Ломову:

– Ах, вот ты где, предатель! Влупите ему, как следует, ребята! Тот еще кровопийца!

Взбудораженная масса народа то разбивалась, разлетаясь брызгами в разные стороны, то снова сливалась, набегающими волнами ударяя по бойцам. Ломов выбрал момент, когда народ вкруг него расступился, и, чувствуя силу и лёгкость в ногах, рысью прямо по людям взобрался на самый верх – на разноцветную да разношёрстную бошку толпы. И ловко переступая с плеча на плечо, шлепая по буйным головам, как по арбузам, Ломов вскорости очутился возле врага и, прыгнув на него, с размаху ударил в живот дубиной.

Она вошла в рыхлое брюхо усатого, как нож в масло, и, отпружинив, выскочила, дав локтем Ломова по губам подвернувшемуся юнцу, заслезившему тотчас в два глаза. Ломов же, не обращая внимания на то, что находится в эпицентре агрессии, сам смешался в нем, орудуя во все стороны дубинкой и не забывая влепёшивать и новые порции вчерашнему собутыльнику.

– Люди, убивают! – завизжала активистка ЛГБТ-движения и понеслась подальше от бойни, со страху расширяя мокрое на заду пятно.