Отчий дом; Первые дни в Кибуце; Три встречи

Когда я окончила школу первой ступени, я хотела продолжать учебу в старших классах II ступени. С первых дней моей учебы - кажется, со второго класса - я твердо решила быть учительницей. Но в штате Висконсин, в котором находился наш город, существовал закон, запрещающий замужним женщинам заниматься преподавательской деятельностью. Мое желание стать учительницей очень беспокоило маму - не помешает {48} ли это моему замужеству. Поэтому она решила, что не следует мне идти заниматься в высшие классы средней школы По ее мнению, я должна была поступить в торговую школу, учиться специальности секретаря и стать машинисткой-стенографисткой Отец тоже поддерживал этот план Но для меня такое будущее было хуже смерти. Дело дошло до острого столкновения и я поняла, что нет другого выхода - надо оставить отчий дом

С материальной стороны я старалась быть по возможности независимой и до этого. Каждый свободный день и в летние каникулы - я работала, чтобы заработать на карманные расходы и не просить ничего у родителей. Плата за обучение также не представляла большой проблемы: моя старшая сестра была уже замужем, жила в Денвере, и я вела с ней переписку, хотя с родителями {49} она была "в ссоре" и с ними не переписывалась. Теперь, когда я решила продолжать свое образование в высших классах средней школы, вопреки желанию родителей, мы с сестрой разработали план, что я оставлю наш дом и уеду к ней, в Денвер.

Само собой разумеется, что родители об этом ничего не знали и я начала готовится к тайному побегу из дому. Сестра прислала мне железнодорожный билет и план поездки, и я договорилась с одной из моих подружек, что вечером спущу через окно второго этажа мои вещи. Ночью мы повезем их на железнодорожную станцию, а утром вместо того, чтобы идти в школу, пойду на вокзал и с утренним поездом уеду. Я была уверена в успехе, и даже, сидя на кухне в присутствии родителей, написала им, что уезжаю к Шейне, чтобы они обо мне не беспокоились.

Наутро все было сделано по плану, но {50} отсутствие жизненного опыта привело к тому, что письмо мое попало к родителям раньше чем я предполагала. К моему счастью, они и не думали отправиться на станцию искать меня. Только когда из школы пришли к нам домой узнать, почему я пропустила уроки - они спохватились, но было уже поздно.

Мое бегство из дома очень тяжело повлияло и на родителей, и на мою младшую сестренку. Она теперь осталась одна, и в результате этого к ней стали относиться лучше - отец очень мягко с ней обращался, и мать тоже относилась к ней не так, как к старшим дочерям.

Я не появлялась дома около полутора лет, и в течение всего этого времени отец не написал мне ни слова. Однако, я не удивляюсь этому, ибо знала, какой он гордый и как оскорбило его то, что я сделала. С {51} мамой я постоянно переписывалась. Однажды я получила от папы письмо, в котором он писал, что, если я жалею маму, я должна немедленно приехать домой.

Было ясно, что если папа пишет так, значит положение очень серьезное и я вернулась. С тех пор мне не приходилось спорить с родителями, и мы сходились по любому вопросу. Я продолжала свою учебу в высших классах средней школы, затем поступила в колледж для учителей при университете "Медисон".

Отец не возражал против моей работы в партии "Поалей Цион". В это время у меня уже созрела идея репатриации в Эрец Исраэль. Мои представления о Сионизме были в те годы очень примитивными - я не могла понять: как можно быть сионистом и не переехать в свою страну. Понятно, что это мое решение причинило много огорчений {52} родителям, но они не сопротивлялись этому решению. Тем более, что в это же время моя старшая сестра решила переехать в Страну вместе с двумя детьми, а младшая сестра, студентка университета "Медисон", тоже готовилась присоединиться к нам после окончания университета. И родители смирились.

Милуоки был сионистским городом, и у "Поалей Цион" имелся здесь активный партийный филиал. В 1917 году приехали в Соединенные Штаты Америки покойные Бен-Цви и Зрубавел, и ныне здравствующий Бен-Гурион. Тогдашние турецкие власти их выгнали из Страны - и все они посетили Милуоки. Как уже было сказано, в нашем доме царила древняя еврейская традиция. И, хотя дома мы разговаривали на "идиш", отец послал меня и младшую сестру дополнительно учиться в особую школу "Талмуд Тора". Хотя настоящей школы на иврите там {53} не было, но мы получили достаточно основательное образование на иврите. Я не могу хвастаться, что мы вышли с очень большим багажом из этой "Талмуд-Торы", но, безусловно, основы знаний мы приобрели. Кроме того, ежедневно мы получали газету на языке идиш и читали художественную литературу на этом языке.

Наша семья никогда не была замкнутой в своем кругу и занятой только своими личными делами. При всей их занятости, и отец и мать были очень деятельны в разных общественных организациях, и дом наш был всегда полон людьми. Разные лекторы и докладчики, приезжавшие в город Милуоки, не останавливались в гостиницах, а жили у нас.