Отчизны внемлем призыванье...

В конце произведения стояла подпись — одно французское «Р». Через месяц, 7 апреля 1834 года, писатель отметил в дневнике: «Моя Пиковая дама в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и кн. Н/атальей/ П/етровной/ и, кажется, не сердятся»[317].

Один из первых биографов и архивариусов Пушкина П. И. Бартенев сообщал: «„Пиковую даму“ Пушкин сам читал Нащокину и рассказывал ему, что главная завязка повести не вымышлена. Старуха графиня — это Наталья Петровна Голицына, мать Дмитрия Владимировича, московского генерал-губернатора, действительно жившая в Париже в том роде, как описал Пушкин. Внук ее, Голицын рассказывал Пушкину, что раз он проигрался и пришел к бабке просить денег. Денег она ему не дала, а сказала три карты, назначенные ей в Париже Сен-Жерменем. — „Попробуй“, — сказала бабушка. Внучек поставил карты и отыгрался»[318].

Общеизвестно, что литературный образ, особенно вышедший из-под пера великого художника, не может быть документальной фотографией одного реально существовавшего лица. Но то, что Пушкина, когда он приступил к работе над повестью, волновали несколько непостижимый характер, судьба и жизнь именно старой княгини Голицыной, очевидно. Она казалась ему загадочной и, поставив эту личность в произвольно созданную и острую ситуацию, писатель из реального факта, события, прототипа высек художественную мысль, гипнотизирующую и покоряющую читателей.

«Графиня ***, конечно, не имела злой души, но была своенравна, как женщина, избалованная светом, скупа и погружена в холодный эгоизм, как и все старые люди, отлюбившие в свой век и чуждые настоящему. Она участвовала во всех суетностях большого света; таскалась на балы, где сидела в углу, разрумяненная и одетая по старинной моде, как уродливое и необходимое украшение бальной залы; к ней с низкими поклонами подходили приезжающие гости, как по установленному обряду, и потом уже никто ею не занимался. У себя принимала она весь город, наблюдая строгий этикет и не узнавая никого в лицо. Многочисленная челядь ее, разжирев и поседев в ее передней и девичьей, делала, что хотела, наперерыв обкрадывая умирающую старуху»[319].

В лаконичном типизированном литературном портрете «приметы времени», места действия соединены с общечеловеческим, вневременным. За безобразной старостью скрыты бурное прошлое, полулегендарная красота, слава законодательницы политических салонов Европы.

«Надобно знать, — вспоминал один из внуков Голицыной, — что бабушка моя лет пятьдесят тому назад ездила в Париж и была там в большой моде. Народ бегал за нею, чтобы увидеть „московскую Венеру“, Ришелье за нею волочился и бабушка уверяет, что он чуть было не застрелился от ее жестокости…»[320]

Наталья Петровна Голицына родилась 17 января 1741 года, умерла 20 декабря 1837 года. И хотя писатель устроил ей в повести пышные и бесслезные похороны, она скончалась спустя десять месяцев после его тихих и пронзивших душу страны похорон.

Отец Голицыной — граф и сенатор Петр Григорьевич Чернышев, один из крупнейших землевладельцев, посланник в Дании, Англии, Пруссии. Сын денщика Петра I Григория Ивановича Чернышева, он пользовался особыми милостями двора и, кажется, имел к тому основательные причины. Современники полагали, что его настоящим отцом и дедом княгини был сам венценосный преобразователь.

Петр, женив своего денщика на семнадцатилетней бесприданнице Евдокии Ивановне Ржевской, дал за ней 4000 дворцовых крестьян, пожаловал денщика в генерал-аншефы и потом всем рожденным от этого брака детям щедро дарил «на зубок деньги и деревни»[321].

Наталья Петровна жила в Берлине, Лондоне, Париже. Она получила блестящее воспитание, свободно изъяснялась на четырех языках. Ее портреты писали лучшие акварелисты Запада.

Вскоре после упомянутой карусели она вышла замуж за недалекого простоватого красавца князя Владимира Борисовича Голицына, поправила его несколько запутанное состояние и уважала в муже только его знатное имя. Как сообщает современница Голицыной, правнучка историка В. Н. Татищева, «Наталья Петровна была от природы очень умная»[322], властная, «великая мастерица устраивать свои дела, хотя она и была довольно надменна с людьми знатными, но вообще она была приветлива»[323].

После свадьбы Голицына уехала в Париж, оказалась там близкой ко двору королевы Марии-Антуанетты, за ней ухаживал английский король и подарил ей свой акварельный портрет с автографом.

Между приемами, картами, балами, прогулками на Елисейских полях княгиня занималась воспитанием детей.