В тот же день Орлов писал служебно-боевую характеристику на комсомольца Тимофея Строкача, посылая его на учебу. Орлов писал, что Тимофей Строкач — прекрасный строевой командир, человек большого мужества и светлого ума, настоящий пограничник, общительный и обаятельный парень.
— Быть тебе командиром-пограничником. И ты им будешь!.. А сейчас проведай мать, отца, братьев!
— Спасибо, товарищ краском!
На следующий день Тимофей Строкач шел со станции в Белую Церковь, где по-прежнему жили его родные. Братья работали в сельскохозяйственной коммуне, председателем ее был отец. Тимофей торопился, какое-то предчувствие подгоняло его.
В безоблачной синеве по-весеннему щедро светило солнце. Над вспаханным только что полем поднимался прозрачный пар. В небе пели жаворонки, то взлетая, то опускаясь к распаханной земле. Странным показалось Тимофею, что на коммунарском поле не было людей. Только плуги, бороны. А вот и плуг отца, тот самый, с вмятиной, привезенный с далекой Украины. Подошел ближе. На лемехе застыли ручейки крови. Кровь была и в борозде.
Неужели убили… Предательское, противоестественное убийство человека, пашущего поле, сеющего хлеб…
Тимофей ехал в отпуск, а попал на похороны отца. Председателя коммуны Амвросия Феодосиевича Строкача убили из кулацкого обреза в апрельский солнечный день 1925 года.
Плачет над гробом мать. Склонили знамена бе-лоцерковские коммунары.
— Амвросий Строкач не жалел сил для новой жизни и отдал свою жизнь за коммунизм…
«И я буду коммунистом. Буду продолжать дело батька!..»
…В декабре 1927 года Амурский окружком партии принял Тимофея Строкача в ряды ВКП(б). Было это уже после учебы в Минской школе пограничников, когда краском Строкач приехал служить на заставу у Амура.
Как и два года назад на Уссури, так и здесь, на Амуре, было неспокойно, хотя банд и контрабандистов стало меньше. Прочность советских границ теперь прощупывали империалисты. Под видом контрабандистов на северный берег Амура старались перебраться шпионы, диверсанты.
Напряженной жизнью жила застава. Строкач очень часто выезжал на оперативные задания и порой не бывал дома по нескольку дней. А дома — Поля, Полина, жена… Судьба подарила ему добрую и чуткую жену. Она понимала всю опасность жизни на границе, но не проронила и слова, что боится оставаться подолгу одна, что хотела бы уехать, даже тогда, когда стала носить под сердцем ребенка. Только попросила, чтобы принес он винтовку в дом — так, на всякий случай.
Между тем обстановка на границе все больше обострялась. Летом 1929 года казалось, что вот-вот начнется война и ее непременно поддержат недобитое кулачье, притаившиеся белогвардейцы. Пограничники находили в селах склады оружия, перехватывали рыбацкие шаланды с оружием, доставлявшимся с китайского берега. Над Амуром сгущались грозовые тучи.
Июльским вечером плыл Строкач с женой и дочуркой на пароходе в Благовещенск. Палуба была заполнена пассажирами. Среди них — пограничники, моряки. Все любовались Амуром, берегами, заросшими ивами, волнами, чуть красноватыми от лучей заходящего солнца. Могучая, бесконечная, широкая река, одна из самых больших рек в мире, волновала, заставляла думать о величии природы.
Вдруг с южного берега Амура раздались выстрелы. Полина инстинктивно прикрыла собой девочку.
— К бою! — приказал Строкач пограничникам и морякам и повернулся к жене: — Поля, быстрее с женщинами в трюм!
Пулеметчики ответили несколькими очередями по противоположному берегу. С китайской стороны снова застрочили пулеметы…
Почти пять месяцев шли бои вдоль дальневосточной границы.
Решительно и смело действовала оперативная группа Тимофея Строкача. За мужество, личную инициативу краском Строкач был награжден именным оружием и часами.
А потом… Потом в послужном списке пограничника Строкача появилась запись: «С марта 1930 года по октябрь 1932 года служил помощником коменданта погранучастка и начальником школы младших командиров погранотряда в Даурии».
Даурия… Неприветливый край. Зимой сорокаградусные морозы и сильные ветры, летом зной на безводном и безлесном плоскогорье…
В небо ворвались лучи прожекторов. Растаяла в мареве воспоминаний далекая Даурия. Под крылом самолета линия фронта. На какое-то мгновение прожекторы погасли. Потом снова стали шарить по небу. В кабине стало светло как днем. Открыли огонь немецкие зенитки. Самолет то падал, то резко поднимался. Это командир корабля капитан Н. И. Слепов вырывался из лучей прожектора.
Наконец самолет перестал дергаться, выровнялся.
— Пронесло на первый случай! — облегченно произнес кто-то.
Генерал Строкач пошел в кабину пилотов.
— Ну, как? Живы-здоровы братья-архангелы? — спросил командир корабля.
— Живы. Кое-кто, правда, набил себе на лбу шишки, — ответил Строкач. — А вы как тут?
— Приближаемся к месту назначения. Рядом с нами наша старая западная граница, товарищ генерал, — ответил штурман.
— Как далеко забрались!
— С северо-западной или западной стороны удобнее лететь в партизанскую зону, — объяснил Слепов.
— Логично, товарищ капитан, — согласился Строкач и вернулся на свое место у иллюминатора.