Отчуждение

Но силовое воздействие шлема я почувствовал очень скоро. Сначала это сказалось в покалывании кожи на голове, как и рассказывал рядовой Пашинцев. И потом мне уже никто ничего не говорил, а, показалось, я сам настоятельно желал спуститься на дно ущелья, туда, где разбился инопланетный, а у меня уже не было сомнений, что он инопланетный, «монстр». И тем сильнее становилось это желание, что я изначально запланировал именно это. То есть, внушение не было противно моему собственному желанию. Но я тут же поймал себя на мысли, что, возможно, и изначальную мысль, еще достаточно слабую, мне протранслировал именно шлем, потому что я держал его в руке. А, будучи одетым на голову, шлем уже внушал, что хотел, более активно. Но взвод свой я отправил на спуск по склону, значит и мне следовало направляться туда же. Желание с внушением не расходилось в противоположные стороны. При этом что-то толкало меня поторопиться, и на значительное время опередить взвод. Откуда-то закладывалась в голову даже, по большому счету, слегка крамольная мысль: «А что, один боишься туда попасть?». И именно эта мысль меня насторожила. Она по своим характеристикам была мне не свойственна в принципе. По моим морально-волевым характеристикам психики, мне было чуждо так думать. Я сам о себе имел достаточно ясное представление. Я хорошо знал, что я не трус, но я был, в полном соответствии с делом, которым занимался, прагматиком, и отлично понимал, что, если погибну я, может погибнуть и весь взвод. По крайней мере, если и не погибнет, то не сможет выполнить задание, которое на него возложено, и которое знаю только я. Именно по этой причине я предпочту не «подставляться» под опасные обстоятельства, если нет уверенности в положительном результате. И уж бахвалиться своей отвагой, что-то кому-то доказывать – это совсем не из моей оперной партии. И я постарался этому влиянию шлема сопротивляться. Несколько раз я на высокой скорости пролетел над своим взводом, видел, что солдаты не особенно спешат, не создают сами себе угроз, поскольку спуск со склона дело всегда нелегкое, и тогда прикинул время, и решил «съездить» к месту, куда должны были приземлиться летчики со сбитых самолетов. У меня была мысль только глянуть на них, и убедиться, что там все в порядке. Для этого я поднялся выше, выбрал точку направления, и стрелой пронесся по небу, не поднимаясь, естественно, к низким облакам. Самые высоки горы, и даже самые высокие хребты были окутаны облаками. И, пролетая через них, всегда можно было нарваться на какой-нибудь одинокий пик, разбить свое средство передвижения и собственную голову. Памятуя опыт Икара, лучше уж лететь ниже.

До нужного места я добрался достаточно быстро, благодаря скорости небесного мотоцикла. Сам я на этой скорости, словно по земле ехал, пригибался к рулю, где находилось невысокое косо наклоненное защитное стекло. Стекло рассекало встречные потоки воздуха, и защищало меня от ветра, хотя, даже при улучшенной обтекаемости, никак, мне показалось, не влияло на скорость. Наверное, сказывалась естественная высотная разреженность воздуха. Место я определил правильно, и легко заметил три парашютных купола, что висели на елях. Вероятно, их специально оставили для поисковиков, как опознавательный знак. А скоро увидел и столб белого дыма, что выходил из-за одного из ближайших лесистых хребтов. Где-то там жгли большой костер. Тоже, видимо, подавая сигнал. Обычно, насколько я знаю, упавших летчиков ищут сразу же вертолетами. Но сейчас в воздухе, сколько я ни смотрел по сторонам, не было заметно ни одного вертолета. Тем не менее, летчики подавали сигналы. Я направил свой воздушный мотоцикл в сторону костра. При этом управлял им не мысленно, а реально поворачивал руль, словно по земле ехал. И на поворотах даже вбок наклонялся. «Мотоцикл» слушался. И сверху я легко рассмотрел четверых людей в меховых летных костюмах, что таскали к костру свежесломанные еловые лапы. Видимо, у летчиков не было инструмента, чтобы спилить или срубить лапы, и они, как могли, руками ломали их. А в теплых летных костюмах днем, пусть уже и во второй половине дня, они наверняка чувствовали себя не слишком уютно. Но продолжали работать интенсивно. И все только ради того, чтобы подать сигнал. О том, что недалеко находится мой взвод, они могли и не знать, как могли не знать, что взвод, изначально направленный на их поиск, получил другое задание. А сигнал должны были дать вертолетам, которые обязаны искать их. В том, что их будут искать, летчики, скорее всего, не сомневались. Но знали они или нет, что их радиомаяки не работают? И еще, как я предполагал, после уничтожения трех истребителей летное командование может попросту не пустить в этот район еще и вертолеты. Слишком велика вероятность и их потери.