Отчуждение

При этом я продолжал, не прерываясь, докладывать обстановку командующему, который повторял мои отдельные слова, как я понял, кому-то, находящемуся рядом с ним, и тоже слушающему. Но, видимо, пара наушников была только одна на двоих, и, хотя громкость была включена на полную мощность, все второму человеку слышно не было. Это, если в момент, когда шлем на голове сидит, включишь наушники на полную мощность, кажется, что оглохнуть можно. А когда наушники просто лежат на столе, вынутые из шлема, то голос едва доносится. Я сам проверят это.

Наконец, я закончил доклад, и перевел дыхание. Говорить на ходу долго было сложновато даже мне при моей физической подготовке. Все-таки, мы двигались быстрым маршем и не по ровному асфальту. Полковник это, видимо, почувствовал, и, с высоты своего опыта, все понял.

– В марше идете? – спросил коротко.

– Так точно, товарищ полковник. По крутому склону поднимаемся.

– Извини, старлей, что мешаю. Еще только пара вопросов. Вот со мной рядом сидит человек, который как раз и уполномочен некоторые вопросы задавать. Он интересуется, каким образом твои видеозаписи появились на американском телеканале раньше, чем они попали к нам. Ты кому-то отсылал их, кроме майора Ларионова?

– Никак нет, товарищ полковник. Только майору Ларионову. А он, насколько мне известно, передавал в штаб антитеррористического комитета.

– Нехорошо получается, что и ГРУ, и ФСБ России видят твою съемку по американскому телеканалу, который откровенно радуется сбитым российским самолетам, и считает, какие убытки понесла Россия из-за таких потерь. Запись последних событий ты Ларионову не отослал?

– Еще, товарищ полковник, не закончил монтаж. Приходится слишком много вырезать, потом накладывать звуковой ряд. Первые два сюжета ушли без монтажа, но они были короткие.

– А жене или тестю сюжеты не отсылал? – полковник повторил, видимо, вопрос, который прозвучал со стороны. Похоже, мой разговор с майором Ларионовым прослушивался, несмотря на кодирование канала связи, и командующий знал больше, чем показывал – привычка разведчика. Хотя он может просто моими анкетными данными поинтересоваться. Возможность такую имеет.

– Никак нет. Я за все время командировки с ними не общался. Только по прибытию в Махачкалу отправлял СМС сыну с напутствием – у него соревнования, и все, товарищ полковник.

– Хорошо. И не отправляй Ларионову. Отправь сразу мне. Через узел связи, как сейчас с тобой разговариваем. По тому же каналу. Если майор будет настаивать, скажи, я запретил. Если будет дальше настаивать, скажи, что я в этом случае грозился отстранить его от должности. Пожестче с ним. А я подумаю о необходимости нашему спецназу иметь таких офицеров, как Ларионов. Короче говоря, жду твоего видеосюжета, старлей. Когда сможешь закончить?

– Мы, товарищ полковник, уже приближаемся к костру летчиков. После встречи с ними, когда дополню видеосюжет новым материалом, за десять минут закончу монтаж, и сразу отправлю.

– Хорошо. Я буду ждать. А ты там – держись. Положение твое не из самых приятных, но мы постараемся тебя из этой зоны вытащить.

– У нас, товарищ полковник, нормальная боевая обстановка. Мы не страдаем.

– Ты что, не знаешь новостей?

– Никак нет, товарищ полковник. Мы телевизор с собой не носим.

– Два района России и один район Грузии в приграничной полосе официально объявлены Землей Отчуждения. Запрещен проход и въезд и туда, и оттуда. Всем без исключения. Даже мирным жителям четырех населенных пунктов, попавших в зону, и жителям военных городков двух погранотрядов, в том числе, женщинам с детьми. О самих пограничниках я уже не говорю. Они просто продолжают службу. Сюда же относятся и военнослужащие радиолокационной станции, что стоит неподалеку от границы. Что еще важно знать для безопасности! Помимо Земли Отчуждения, вокруг нее создана пятикилометровая Полоса Отчуждения, по периметру которой выставляются с нашей стороны посты погранвойск и полиции, а с грузинской – посты международных сил ООН, которые спешно отправлены на места. Пока их, до прибытия и размещения, заменяет грузинская полиция. Пограничникам, полицейским и «голубым каскам»[11] дан приказ стрелять на поражение по всем, кто попытается нарушить режим Отчуждения, вне зависимости от национальности и социальной принадлежности. И даже животных приказано отстреливать. Все полеты земных летательных аппаратов над Землей Отчуждения запрещены.

– Так мы что, заперты наглухо в этой резервации? – спросил я с возмущением.

Честно говоря, я возмущение показывал слегка наигранно. Сам я отнесся к известию, понятно, без радости, но я офицер спецназа, и обязан показать свое умение адаптироваться к любой ситуации. В том числе, и свою психологическую адаптацию проявить обязан. А вот с солдатами, особенно с солдатами срочной службы, сложнее.

– Да, старлей. Держись. По мере возможности, мы будем помогать.

В голосе командующего чувствовалось сочувствие, которого я, впрочем, не просил.

– И долго такой режим продлится?