Страх отступил. Но накопившееся эмоциональное напряжение искало выхода. Грейс побагровела от гнева и отважно прошла в полутемный коридор, желая задержать брата и всыпать ему по первое число, отыгрываясь за пережитые волнения. Но какая-то неведомая сила удержала ее от решительных действий. В уверенных движениях мальчика таилась скрытая угроза, словно он только и ждал, что предпримет сестра, чтобы открыто противостоять ей, демонстрируя неведомую мощь. И в том, что она проиграет, Грейс нисколько не сомневалась. Странно… Это казалось ловушкой, но вот только какой, она не понимала. Грейс вообще не понимала поведения мальчика… Чего он добивается? Брат просто мог уйти незамеченным, и она бы никогда не узнала, что это именно он скрывался в темноте. Так нет, он специально стоял и ждал, чтобы она увидела его. Для чего? Явно не для того, чтобы пожелать спокойной ночи. Он приготовил какой-то сюрприз. И этот сюрприз явно не пришелся бы ей по душе. Страх медленно вернулся вновь, а вместе с ним – полная беспомощность. Грейс парализованно застыла на месте, внимательно всматриваясь в мягкую кошачью поступь мальчика. Он словно плыл по воздуху, собранный и готовый в любой момент оказать недоброжелателю достойный отпор. Чем-то он напомнил ей поджарого домашнего кота-крысолова, безмятежно развалившегося в кресле. Но все подчеркнутое равнодушие матерого охотника всего лишь видимость для беспечных мышей. Краем глаза он пристально наблюдает за своей жертвой, поджидая удобного случая. И вот подходящий момент настал, неосторожная мышка беззаботно переступила запретную черту. Стремительный бросок, и долгожданная добыча трепетно бьется в его острых когтях. Но коварный охотник не сразу убьет свою жертву. Он начинает игру, намеренно оттягивая смерть и оставляя жертве надежду. Вот только несчастная мышка, предпринимающая всевозможные уловки, еще не знает, что участь ее предрешена. И ей никогда не вырваться из смертельного плена.
Неожиданно это невольное сравнение навело ее на мысль. И Грейс увидела в маленькой мышке – себя… Ей показалось, что она так же угодила в цепкие лапы охотника. Она понятия не имела, какую игру затеял Том, но сердце болезненно сжалось от нехорошего предчувствия, что ее жизни угрожает смертельная опасность. И вдруг из памяти всплыли замораживающие душу, по-звериному горящие глаза брата. «Ты не Том! – уверенно заключила она, подозрительно рассматривая мальчика. И сам собой возник вопрос: – Тогда кто же ты?»
Брат словно почувствовал, что она думает о нем. Он резко обернулся и исподлобья взглянул на нее. Грейс испуганно отшатнулась, словно ее ударило электрическим током. В его взгляде читалась такая откровенная ненависть, что девушку пробрала дрожь, и она поспешно отвела глаза. На бескровных губах мальчика появилась зловещая улыбочка. Он криво ухмыльнулся и, не спеша, скрылся под кроватью.
Грейс снова застыла. Как ни странно, кошмары сна вернулись вновь. Глазами брата на нее смотрел Измаил. В это было невозможно поверить, но насильник из сна не кто иной, как…
– Мистика какая-то! – прошептала девушка.
Невероятная догадка ввела ее в шок. Она вдруг осознала, что Том намеренно дал ей понять, что Измаил – это именно он. Вот, оказывается, в чем был его «сюрприз».
– Он колдун! – отрешенно выдавила она и испуганно уставилась в темноту, боясь обнаружить под кроватью воплотившегося в реальность маньяка.
Впервые Грейс испытала настоящий животный ужас в присутствии мальчика, которого раньше воспринимала не иначе как безвредную игрушку, неспособную не то что оказать сопротивление, но даже возразить.
Но сегодня что-то изменилось в нем… Стало чужим и угрожающе опасным. От него исходили такие мощные потоки темной силы, что у нее сложилось впечатление, будто ее с головой окунули в ледяную ванну и держали под водой, пока она не начала задыхаться. Девушка не удержала тягостного вздоха и безвольно опустила руки. Произошедшие за ночь события сломили ее дух. Она застыла в растерянности, не зная, что предпринять… Как бороться с этими напастями? И, главное, она не знала, каких еще неприятностей в дальнейшем можно ожидать от брата. Но в глубине души теплилась робкая надежда, что все ее страхи обусловлены разыгравшимся воображением. Хотя и слабое, но все же утешение.