В маленьком черном рюкзачке, который тащила с собой паучиха, тоже нет необходимого. Зато есть нож. Он недостаточно большой и недостаточно острый. Вскрыть им твердую оболочку паучихи никак не выходит. Добраться бы до ее черного паучьего сердца! Но нет. От ударов из нее брызжет зловонная тьма! Снова и снова, и хочется думать, каждый удар ослабляет их всех…
Холод пробирает до самого нутра. Вокруг сгустилась чернильная тьма, и я не могу понять, где нахожусь. Да и кто это Я, собственно? Только что на месте меня был кто-то чуждо другой, без единого проблеска меня нынешней. Какое-то время меня просто не было, не было ни в одной точке пространства, и я вернулась не по собственному желанию. Мое хрупкое Я разлетелось вдребезги и перестало существовать, а теперь собралось обратно, но на долго ли? Что оно такое, раз так запросто может исчезнуть?
Когда мое Я находилось в полной власти другого человека, оно стремилось выбраться из вполне конкретного места, над которым простиралась его власть. Теперь же мое Я потерялось и, хоть и не находится ни в чьей власти, оно не находится и в своей. И все также стремится выбраться, хотя выбираться неоткуда. А как же выбраться из ниоткуда?
Наверно это инстинкт — бежать, двигаться, и он приводит меня в какую-то яму, из которой я с трудом выбираюсь наверх, проваливаюсь через какие-то мохнатые кусты и вываливаюсь наконец на ярко освещенную аллею парка. Бьющий по глазам свет, наконец, окончательно возвращает меня в реальность, и я понимаю, что все вокруг меня больше не сон. Я проснулась, но почему-то не в собственной кровати, а на улице, и к счастью не в пижаме, а в своих обычных джинсах и толстовке. Оглядываюсь, не понимая, как же так произошло-то со мной.
Тысячи разноцветных фонариков гирляндами развешаны вокруг и окрашивают собравшуюся под ними толпу людей то в синий цвет, то в красный, то в зеленый. Играет музыка, которою я до сих пор, увлеченная собственными кошмарами, упорно не замечала. Трещат автоматы с закусками, а мусорные баки уже доверху наполнены одноразовой посудой и скомканными салфетками. И все это тошнотворно знакомо, нет только ненасытного монстра посреди груды искалеченных трупов.
Музыка прерывается, и нарочито довольный юношеский голос, начинает расхваливать здоровый образ жизни и конкретно сегодняшний благотворительный марафон, который вот уже почти-почти завершен. В сознании, наконец, всплывает что-то существенное — удается вспомнить брошюрку об этом мероприятии, найденную мной в доме погибшей. Наверное, из-за нее я и пришла сюда сегодня, хоть и напрочь забыла как.
Иду сквозь толпу в конец аллеи. Здесь стоит высокая арка с яркой надписью “Финиш”. От нее вглубь парка ведет тускло освещенная серебристым светом дорожка. По ней как раз добегает последние метры один из участников марафона.
Кто-то хватает меня за плечо, вынуждая остановиться. Оборачиваюсь и вижу Пилдика, у него обескураженный и даже немного помятый вид. Лицо раскраснелось, волосы стоят дыбом, галстук сбился на сторону.
— Эй, вы в порядке?! — спрашивает он, тревожно вглядываясь в мое лицо.
— Да, — киваю я, — не ожидала вас здесь увидеть…
— Но мы приехали вместе!!! — обескуражено восклицает мой шеф.
Вот так! Роюсь в памяти, но там полнейшая пустота. Очень хочется расспросить его о подробностях, но как-то неловко.
— Хотите сказать, что вы не помните, как оказались здесь? Что последнее вы помните? — начинает допытываться Пилдик.
Рассказываю, что вроде бы была дома, в постели, и мне снились кошмары, выражение его лица становится совсем кислым.
— Ну что ж, — вздыхает он, — не думал, что с вами это произойдет так быстро. На самом деле, мне начало казаться, что именно с вами у нас все получится.
— Так быстро произойдет что?
— Ну, — Пилдик смотрит в сторону и морщится, — в конце концов, все начинают немного теряться…ну, вы понимаете, о чем я.
— И что, потом это проходит?
— Не буду вам врать, дальше становится хуже, — выдавливает из себя Пилдик.
У меня начинается тихая паника, и появление Гила с огромным многослойным бутербродом в руке меня уже не удивляет.
— Ну что, отдыхаем, развлекаемся? — интересуется он, кусает бутерброд и запихивает обратно кусочек помидора, попытавшийся дезертировать с другой стороны. Проглотив добычу, невозмутимо сообщает: — Надеюсь, у вас есть что-нибудь стоящее. Сейчас шеф подойдет.
Мелькает мысль, что я в беспамятстве умудрилась как-то собрать здесь всех, чтобы у того, как я схожу с ума, было побольше свидетелей.
— Боюсь, я зря вам позвонил, — Пилдик нервно поправляет галстук.
— Угу, — соглашается Гил и, спешно дожевывая следующий кусок, прячет остатки своей трапезы в пакет. К нам сквозь толпу стремительным шагом подходит Кай Леон собственной персоной. У меня от страха подкашиваются ноги.
— Почему мы здесь? — спрашивает этот страшный человек. Его тяжелый взгляд скользит по Гилу и Пилдику и останавливается на мне.