Отдай, детка! Ты же старшая! (СИ)

— А можно, ты вместо подарка оплатишь узким, таким узеньким — преузеньким, вот такусеньким кругом поход в «Злату Прагу»?

Даринка только выдохнула:

— Это дорогое местечко, Эль! Боюсь, я в том месяце не потяну! У меня проекты только намечаются, и в декабре предполагается голый оклад. А мне еще жить и новый год встречать… Подарки опять же…

— А я все придумала! — от слез в голосе мелкой не осталось и следа, лишь непробиваемый энтузиазм. — Там в будние дни до 16. 00 огромная скидка, вот мы и отпразднуем днем. К тому же там есть ланч от шефа по вполне приемлемым ценам, а я всем потом буду хвастать, что в самой «Злата Праге» День рождения справляла.

— Ладно, — не стала спорить Даринка, — я подумаю. Позвони мне вечером.

— Ты самая лучшая! — завизжала в трубку Элька и, не прощаясь, отключилась.

А Даринка пробурчала себе под нос:

— Ох, знаю я этот твой узенький круг! Человек двадцать, не меньше!

— Даринела Александровна! Прямо завидно! Кто б меня так любил, как ты свою Эльку! — вмешался Савелов, невольный свидетель родственного разговора и дальнейших морально — финансовых терзаний своей любимицы. — Так уж и быть, ради аттракциона вашей сестринской щедрости могу выписать в декабре Вам январский оклад вперёд. А то, боюсь, маленькая гулянка вашей сестры в «Злата Праге» влетит в серьезную копеечку, и вас оставят мыть посуду там на ближайший год в качестве компенсации.

Даринка хмыкнула:

— Вот за то Вас и не любят, Роман Владимирович, что Вы все альтруистические порывы посыпаете пеплом легкой зависти, смешанной с ненавязчивым цинизмом.

— Горянова, ты чего — то замудрила! Перестала выражаться нормальным языком, доступным миллионам простых граждан эРэФ. Это на тебя так действует приближающийся Питер и старинная Мариинка?

— Уже разнюхали? Быстро!

— Горянова! Аналитику включай! Я тебе и Резенской вчера отгул на пятницу подписывал. И Лилия Павловна, между прочим, более разговорчива была, чем ты!

— Это она Вас плохо знает, Роман Владимирович, поэтому по детской привычке болтает с кем ни поподя, а знала бы, что вы страшный Серый волк, то пирожки, красную шапочку и карту местности заховала бы куда подальше!

— Ой! Будоражишь ты мою кровь, Горянова! Подстегиваешь мужской интерес к своей сопернице аллюзией к моим темным подростковым фантазиям. Зачем вот только?

— А поиздеваться! — Даринка осклабилась. — Лилия Павловна мне в приватной беседе как — то призналась, что Вы не в ее вкусе, так что мы в пятницу — в полёте, а Вы — в пролёте!

— Злая ты, Горянова! Никакого снисхождения к моим пожилым летам, — сказал Савелов, довольный, как удав, привычной перепалкой с Даринкой.

Уходя, он не удержался и, наклонившись, чмокнул Горянову в лоб. Та уж настолько была привычна к его всевозможным реакциям, но тут даже она удивилась, если не сказать больше. Олька Завирко, всегда с удовольствием следившая за их пикировками, хмыкнула:

— Все, Горяныч, тебя перевели из категории «ух, какая женщина», в категорию «уси — пуси, лапуша». А это первые признаки приближающегося слабоумия и, как следствие, марша Мендельсона! Так что я бы твоему Ванечке посоветовала держать ухо востро! Савелов — грозный соперник.

— Завирко! Иди в п… в портмоне со своими эротическими фантазиями!

— Фу, как грубо, Горянова, а еще интеллигентка в полупервом поколении! Ладно, я тебя предупредила, если что! Не удивляйся, когда найдешь рано поутру коленопреклоненного Савелова. Кстати, предательница, из Питера мне магнитик привезешь!

Даринка кивнула и по уши погрузилась в работу. До отъезда нужно было еще очень многое сделать.

— А почему предательница? — вдруг с большим опозданием дошло до нее, и она крутанулась на стуле, чтобы лучше разглядеть подругу.

Та горестно подперла подбородок рукой и выдала голосом Надюхи из фильма «Любовь и голуби»:

— Так ты теперя не со мной, а с Лилькой — разлучницей уезжаш! И у нас тякучка, така страшна у нас тякучка, и в груди прям жгёт, прям жгёт!

Горянова прыснула от смеха:

— Ладно, Оль, я исправлюсь, вернусь домой, в семью и привезу тебе из Питера что — нибудь посущественнее магнитика.

— Ты себя привези сначала, Горянова, а там поговорим.

Немного обшарпанный старый аэропортик, наскоро перекрашенный ядовитой голубой краской, радовал меньше, чем приличный беленький самолетик, который должен был унести их с Лилькой в заветный город Санкт — Петербург. Даринка чувствовала себя нет, не принцессой, а ко- ро — лев — ной. Она очень тщательно выбирала свой наряд, понимая, что ему придется не только соответствовать переменчивому настроению, но и быть довольно практичным: ведь Даринке предстояло в нем без особых потерь для сногсшибательной внешности провести целый день. Да и вечером хотелось поразить пусть и не публику, а хотя бы саму себя в старинных зеркалах серо — бирюзово — зеленоватой Мариинки.