Отдай мне дочь

Кирилл снова обнял ее — на этот раз крепче, и поцеловал в макушку. А она вдруг вспомнила, как шла с ним по парку, и подол свадебного платья струился по сочной зеленой траве… Как сказала в ЗАГСе уверенное «да», ни на секунду не сомневаясь, что этому мужчине можно доверять. И как стало для нее полной неожиданностью осознание: у Кирилла есть секреты; какая-то часть души, запертая на замок, где для нее нет места. А может, у него не один секрет, а есть еще два, три, десять?.. Может, и не нужно было говорить тогда это «да»? В юности окружающим казалось странным, что она не бегает на свидания и хранит верность для будущего мужа, что читает романтические книжки и, как Ассоль, терпеливо ждет своего Грэя. И вот — кремовое платье и звон колоколов, белые голуби, устремляющиеся ввысь; его взгляд, укутывающий в тепло и нежность, и ее мечты о том, чтобы их любовь стала зримой, чтобы дом наполнился топотом детских ножек и звонкого смеха… Обрела она свое счастье? Или проворонила?

В тот день Кирилл, пообедав, уехал на работу, не подозревая, какие сомнения начали ее одолевать. Конечно, она отогнала бы их прочь, обязательно бы вспомнила какие-нибудь радостные моменты из их жизни и убедила себя в том, что сделала правильный выбор. Да, непременно бы так и поступила, если бы не одно «но».

Это «но» позвонило в дверь и с порога швырнуло в нее бумаги.

— Ирка? Ты что творишь? — Милана едва успела увернуться от летящей в нее папки. — Зачем ты сюда заявилась?

— Затем, чтобы рассказать тебе правду! — твердо ответила она.

— Какую правду? — недоуменно спросила, еще не до конца оправившись от шока. — И вообще, я же ясно сказала Юлии Максимовне, чтобы она забыла сюда дорогу! Тебя это тоже касается!

— Я пришла не просто так! Ты посмотри, посмотри, — настаивала Ирка. Потом, не выдержав, сама подняла папку и, открыв, сунула ее под нос Милане.

— «Заключение о биологическом отцовстве», — прочитала заглавие. — Что это?

— Ты не понимаешь? — потеряла терпение Ирка. — Тут черным по белому написано: «Вероятность отцовства Меркулова Кирилла Константиновича… составляет девяносто девять процентов». Понятно? Он — отец Ани.

Сказала, как выстрелила прямо в сердце. У Миланы мгновенно потемнело в глазах, стало так больно, будто наживую ампутировали что-то внутри. Нет, нет… Мозг отчаянно отрицал услышанное, хотя результат ДНК-теста не оставлял никаких сомнений. Все равно где-то в глубине сознания билась мысль: «Надо сделать повторный, вдруг это подделка…» Последняя надежда, слабая, тонкая, как ниточка, но Милана цеплялась за нее, как за соломинку.

— У тебя нет выбора, — слова Ирки донеслись как сквозь толщу воды. — Или ты отказываешься от наследства, или мы с Кириллом забираем дочь!

Милана не шелохнулась. Она словно нырнула в ледяную воду и медленно шла ко дну. Где-то там, наверху, осталась счастливая жизнь, любимый муж и умница-дочь, только правда, тяжелая, как камень, тащила ее вниз, хватала за окоченевшие конечности, добивая мыслью: муж и дочка — не твои, чужие, как и придуманная счастливая жизнь. Нарисованная, карикатурная, вымышленная, не имеющая ничего общего с реальностью. Все, за что ты боролась, что выстрадала — исчезло, размылось, словно кто-то плеснул воды на холст.

А потом что-то заставило ее резко «вынырнуть», буквально подтолкнуло вверх, бросило спасательный круг, в который она отчаянно вцепилась. И на смену безнадежным мыслям пришла другая, светлая, ободряющая: «Нет, дорогая, я буду барахтаться, изо всех сил буду плыть к берегу, потому что мне есть за что бороться, вернее, за кого».

— Убирайся, — с трудом разжала онемевшие губы. Это единственное, на что хватило сил.

— Что значит «убирайся»? — удивленно вытаращилась Ирка. — Я тебе предлагаю выбрать…

— То и значит, — перебила Милана, собирая остатки самообладания, — открыла дверь и потопала отсюда, и желательно побыстрее, пока я сама не придала тебе ускорения!

— Вот, значит, как! А ДНК-тест? Тебе все равно, что Кирилл — отец? Наплевать, что у нас с ним отношения?

— Это еще надо выяснить, есть у вас отношения или нет, — отрубила Милана. — И то, что он — отец Ани, ничего не меняет. Кирилл — мой муж, а она — моя дочь. Ты для них — посторонняя, как и для меня теперь. И хватит уже размахивать этой бумажкой!

Неведомо откуда вдруг появились силы; на миг боль утихла, словно в груди вместо сердца взгромоздился кусок металла. Она выхватила злополучный документ, надавила на ручку и грубо подтолкнула Ирку к двери.

— Убирайся!

— Ну, как знаешь, — холодно сказала та. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.

— Хватит меня запугивать, тебя никто не боится!

— А вот это зря, сестричка, — в ее голосе скользнула угроза. — Слишком много стоит на кону, чтобы так легко от всего отказаться. Подумай, милая, я даю тебе еще немного времени. Вижу, что сейчас ты не в себе, поэтому остынь, успокойся, и сообщи о своем решении, когда будешь в адекватном состоянии.