Отдай мне её

  Женя ухмыльнулся. Именно на это он и рассчитывал. Меня он выучил очень хорошо и знал, как повернуть ситуацию так, чтобы я думала, что выгнала его сама. Я не заметила из-за слёз его ухмылки и, собрав волю в кулак, ушла в кухню. Не хочу смотреть, как он собирает вещи.

  Забралась на стул с ногами, размазываю слёзы по лицу. Как он мог так поступить со мной?

  Мы три года вместе, и я не замечала всё это время, какую змею пригрела на груди… А мне говорили, и не раз, что музыкант меня не стоит, что он мот и повеса, к тому же гуляка, а я отказывалась верить – люблю, блин!

  Сейчас уже не знаю… Мне было ужасно обидно, Женя меня просто трактором переехал. Я его в этот момент ненавидела. Никогда не прощу и, как раньше, относиться точно больше не смогу.

  Хлопнула входная дверь. Вот и всё… закончилась наша горе-лавстори. Рухнула в рыданиях на руки. Взвыла от боли, раздирающей нутро. Господи, дай же сил мне это вынести!

7.

Утром кое-как пошла на работу. Благо, сегодня была репетиция, где я не нужна особо, а потом – выходной. Я отработала словно робот и в надежде на то, что за день отдыха более-менее приду в себя, снова вернулась в одинокую, ставшую вдруг сиротливой квартиру. Увидела, что нет ни его ботинок, ни курток, ни рубашек в шкафу, опять принялась плакать. Когда же эта боль отступит?

  ***

  Бутылка вина была выпита полностью, я пьяненькая сидела на ковре и рыдала над полупустым флаконом одеколона, который Женя оставил на полке в прихожей, как мусор.

  Я мазохистка – брызгала себя его духами и рыдала ещё громче. Он не вернётся… Никогда.

  Где-то в сумке пиликал телефон. Кто-то звонил. Пусть звонят, я не хочу никого слышать… Второй звонок, третий. Да кто такой настырный, Господи?!

  Рома?! Этому-то что надо от меня?

  Собравшись немного, приняла звонок:

– Да.

– Привет, Аля, – сказал мужчина.

– Привет.

– Что у тебя с голосом? Ты плачешь?

– Ром, извини, но тебя это не касается. Ты что хотел?

– Женя просил меня передать тебе, что уехал в другой город и не вернётся. Не знаю, почему он не смог сказать об этом сам. Вы что – поссорились? Почему он уехал?

– Ясно, – голос сорвался.

  Трубка выпала из рук…

– Аля? Аля! Ты где? – звала меня трубка, но я будто впала в прострацию и зависла, глядя в одну точку.

  Спустя полчаса в дверь настойчиво постучали. Я все тридцать минут так и просидела на полу. Очнувшись, помотала головой – ну кого там ещё принесло? То звонят, то приходят – не дают человеку пострадать спокойно!

  Пришлось вставать и открывать дверь.

– Роман? – моему удивлению не было предела.

  Он что, по телефону не всё сказал, что аж прибежал сюда?

– Можно войти?

  Я молча отступила от двери вглубь квартиры, пропуская мужчину.

– Ты чего приехал? Женьки нет… А, ну да, ты же знаешь…  – язык начал конкретно заплетаться. – Тогда тем более не понимаю, что ты здесь забыл?

– Ты не отвечала по телефону, и я забеспокоился.

– О, Боже! Чертовски мило! – съязвила я. – Ну что, успокоился?

  Мужчина внимательно окинул меня взглядом.

– Ты пьяная?

– А ты мне морали будешь за это читать? Восемнадцать давно есть!

– Аль, ну чего ты кусаешься? Я же из лучших побуждений. Подумал, вдруг тебе плохо.

– Нет, мне очень хорошо. Просто замечательно! Что–нибудь ещё?

  Вот только его мне сейчас не хватало! Свалился на мою голову…

– Я знаю, что он тебя бросил, – сказал мужчина, наблюдая за моей реакцией.

  Я молча опустила глаза, которые в очередной раз начал омывать океан солёных слёз. С ним я точно не хочу об этом говорить! Плечи судорожно дёрнулись из-за снова подступающих рыданий. Воронцов, заметив моё состояние, близкое к истерике, молча потолкал меня в кухню. Усадил на стул, принялся готовить чай и искать успокоительное. Хозяйничает, будто у себя дома. А мне всё равно. После его слов я опять впала в апатию и уныние. Молча стала пить налитый  Романом чай.

– Если тебе тяжело – я готов выслушать. Что у вас произошло? – он сел рядом, заглядывая в глаза.

  Не знаю, как и почему, но мужчина будто мне в чай ливанул сыворотки правды. Мой язык развязался, вываливая на Воронцова все мои последние беды – как в театре, так и боль испытанного впервые предательства. Он будто бы попутчик в поезде – сел, рассказал, и оба забыли.

  Когда я закончила наконец говорить, Роман провёл рукой по моей щеке:

– Бедная, тяжело тебе сейчас. Предательство – всегда больно.

  Я будто пришла в себя. Сижу на кухне с посторонним мужчиной и жалуюсь ему на свою жизнь, а он при этом ласкает моё лицо. Я посмотрела на Воронцова и рукой попыталась убрать от себя эти пальцы. Он перехватил мои руки, а потом неожиданно взял и поцеловал, наклонившись через стол и держа мои запястья. Что ещё за?..

  Я вскочила на ноги, губы наши рассоединились, но мужчина и не собирался отпускать меня. Встав, он притянул меня за руки к  себе, будто за веревочки. Не успела и вякнуть, и даже забыла вдохнуть воздуха, как вновь эти настырные губы накрыли мои. Я просто не знала, как прекратить это безумие – руки-то заняты, ногой, что ли, пихать его?