Отдай мне мужа!

Звонок раздался еще раз, потом еще и еще… Мне хотелось закричать, чтобы заглушить его, но телефон наконец смолк. Тишина показалась еще оглушительней. Меня не так-то легко напугать, но тревожное состояние продолжало нарастать. Квартира с гостеприимно распахнутыми дверями казалась мышеловкой. На меня со всех сторон наступало несчастье. Сейчас я осознавал смерть Германа Панкина острее, чем тогда, на улице. Чем дальше, тем сильнее она ужасала меня. Если бы прежде чем броситься под мою машину, он не взглянул мне в лицо, то, наверное, остался бы для меня безымянным мертвецом. Это может показаться невероятным, но за какую-то долю секунды я словно принял от него некое послание, которое до сих пор никак не могу расшифровать. Может быть, поэтому я и нахожусь в его квартире, среди его коллекции маленьких флакончиков, чтобы хоть как-то понять причину его поступка…

Телефон зазвонил вновь. Почему-то я был уверен, что звонит тот же человек, что и прежде, и точно знал, что теперь он долго не будет класть трубку. От столика с телефоном сквозь ряд растворенных дверей была видна пустая лестничная клетка. Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь пришел, все разъяснил, взял на себя те обязательства, которые я зачем-то взвалил на свои плечи. Но сегодня был такой вечер, в котором моему хотению не было места.

Телефонный звонок с каждым разом, казалось, становился все громче. Он был настойчивым, отвратительным, сводил с ума, я тонул в нем, как изнуренный человек в бушующем море. В конце концов не выдержав, я резким движением сорвал трубку. От рывка аппарат с жалобным звуком, как будто кто-то чихнул, упал на ковер. Я поднял его. Связь не прервалась.

– Слушаю.

Мужской голос тотчас спросил:

– Господин Панкин?

– Нет.

В голос на том конце провода вкралось явственно различимое разочарование, даже, скорее, досада:

– Вы его друг?

Какая ирония! Час назад я и не подозревал о существовании этого господина. Я убил его, и теперь меня спрашивают, друг ли я ему!

– В общем… то есть… видите ли… – мямлил я, обливаясь потом.

Но мой собеседник не стал дожидаться подробной информации по поводу наших взаимоотношениях с господином Панкиным.

– Послушайте! Это говорит Боб, бармен из «Оскара». Я звоню по поводу жены Германа Михайловича. Она в ужасном состоянии, нужно немедленно приехать за ней!

Поскольку я не отвечал, он с напором продолжил:

– Вы знаете наш ресторан?

– Нет, – отозвался я.

– Поворот на Морской проспект от «Жемчужной долины», где светофор, знаете?

– Представляю. Я только что проезжал мимо.

– Ресторан прямо напротив светофора. Увидите наши огни! Только поторопитесь! – И назвавшийся Бобом поспешно отключился.

Я застыл с телефонной трубкой в руке. Что все это значило? Жена Панкина в ужасном состоянии… Получается, она знает о несчастье, приключившемся с ее мужем?.. Но тогда почему она в каком-то «Оскаре»? Что она делает в ресторане?

Все эти странности сводили с ума. Надо срочно брать себя в руки. Больше нет сил корить себя за то, что влип в историю, которая спровоцировала ту череду происшествий, которые никак не входили в программу моих персональных действий на сегодняшний вечер. Впрочем, любые наши планы в точности никогда не осуществляются. Мы обречены спотыкаться на каждом шагу, скользить на каждой банановой корке. Последствия любых наших попыток непредсказуемы, но плоды этой непредсказуемости мы пожинаем в полной мере. Единственное событие, из которого мы никогда не сможем извлечь опыта, – это смерть. Древние ассирийцы верили в бессмертие и в то, что душа умершего человека стережет его близких и оберегает его жилище. Здесь, в совершенно пустой квартире, я явственно ощущал чье-то присутствие – словно мертвый хозяин следил за мной, побуждал идти дальше, не отступать. Я чувствовал, я был почти уверен: помимо несчастного случая на перекрестке произошло еще что-то необычное, само по себе исключительное, а потому все же решился отыскать ресторан, рассказать все вдове, как бы ни было это мучительно, и… И все же отступить.

Уже издали, как и обещал бармен Боб, я увидел играющую огнями броскую вывеску «Оскар». Этот маленький ресторанчик на самой набережной тоже входил в комплекс «Жемчужная долина» и предлагал, вероятно, меню, соответствующее его адресу, и цены, соответствующие тому и другому. Перед входом была эффектно декорированная в духе английского садика площадка с подстриженными деревьями, ветви которых опутали сине-серебряные рождественские гирлянды.

Я вошел в полутемный зал. Тяжелые шелковые портьеры закрывали все окна, высокие стулья аккуратно стояли группами по два, по четыре, по шесть; многие столы пустовали, но накрыты к новогоднему ужину были все, и на каждом горели свечи. Ресторан ждал нашествия гостей, вероятно, ближе к полуночи.