Отдай мне сына

Когда я спасал свою сестру, Льва от расправы уберег только его гнилой язык. Он клялся, что Василиса и моя дочь живы… И именно он привел меня к Карине и Вадиму. Зачем?

После мой папаша смог сбежать, чего до сих пор себе простить не могу. Но почему Карина? И сейчас он сам же ее украл. Что в ней особенного? Ведь не только внешность, слепленная умелыми пластическими хирургами. Есть что-то еще… И мне надо все выяснить.

Пусть мой так называемый папаша и безумец, но он ничего не делает просто так.

— Ты в безопасности, — говорю и провожу по ее щеке, она зажмуривается, еще больше тянется к ласке.

Подсознательно, даже не отдавая отчет в своих действиях. А я машинально отмечаю — Василиса никогда так не делала.

Завожу байк, мчу по трассе. Я планировал спрятать ее в укромное место, но руки сами направляют бак ко мне в дом. Нечего Карине делать у меня дома, там слишком много личного, но почему-то игнорирую внутренний голос. Слишком тепло становится, уютно, давно боль не давала мне такой передышки, и я расслабляюсь, немного теряю бдительность. Слишком долго в напряжении, во власти кошмаров и адской боли.

Не дает покоя и осознание, что Льва я снова упустил, а значит, он непременно нанесет удар, и потому лучше, чтобы Карина была при мне. Так для себя объясняю решение привезти ее к себе в дом.

Осматривается по сторонам. Быстро. Бегло. А потом возвращает взгляд ко мне и больше не отводит. Словно для нее не имеет значения, где оказалась.

Замечает мой взгляд, тут же глаза в пол и краснеет.

А я машинально отмечаю, что Василиса бы наоборот нагло заигрывала, провоцировала, но никак не смущалась. Разные они…Она небо… недосягаемое… Карина земля, уютная, теплая… Только Ворона в небо тянет, которое теперь для него закрыто.

Зачем я их постоянно сравниваю? Сыплю соль на свои же раны. Для чего? Все не дает мне покоя их нереальная схожесть… хочу найти ту, которая унесла мое сердце. Хочу вернуть его себе. И Карина… ее внешность сбивает с толку, заманивает в ловушку иллюзий.

— Раздевайся, располагайся, — возникает какая-то неловкость. Теряюсь, не знаю, что и сказать. Не понимаю, что дальше делать. Зачем я притащил ее к себе домой?!

Опасно это. И незачем. Надо подобрать для нее другое убежище.

Из комнаты сверху раздается плач Марка. Вздрагиваю.

— Иди на кухню, — бросаю на ходу, мчу наверх.

Плач сына и глаза застилает страх за своего кроху. Если с ним что-то случиться, если его потеряю, не переживу.

Влетаю в комнату. Эльвира склонилась над малышом, который капризничает, бьет ручками по подушке.

— Пацан, ты чего потоп устроил? — присаживаюсь рядом с ним.

— Сейчас успокоится. Спать не хочет, — заявляет Эльвира.

— Иди, сам справлюсь. У нас… там это… гостья. Не пугай ее сильно, — предупреждаю. Знаю, как она относится к женщинам в этом доме. Еще очень свежи воспоминания, как напугала мою сестру.

— Гостья? — смотрит на меня исподлобья. — Хм… ты думаешь, это хорошая идея… тащить в дом бабу… учитывая все обстоятельства?

— Не твое дело, — рычу.

Еще не хватало ее наставлений. Сам понимаю, что накосячил. Чувство тревоги, чего-то неминуемого, не отпускает. Но с какой стороны ждать опасность, разобрать не могу.

— Пойду гляну, кто к нам пожаловал, — недовольно поджимает губы.

Не успевает Эльвира сделать и нескольких шагов, как Карина появляется на пороге. Переминается с ноги на ногу и неотрывно смотрит на Марка.

— Здравствуйте! — здоровается с Эльвирой. — Твой сын? — делает неуверенный шаг и ребенку.

— Да, — киваю. Наблюдаю за ней.

— Привет, малыш, — и такая улыбка озаряет ее лицо, Карина будто светится изнутри, такой прекрасной становится в этот момент… зависаю, не могу налюбоваться.

Подходит к Марку. Сын мгновенно успокаивается и смотрит на нее, широко раскрыв огромные голубые глаза.

— Что не спишь? — присаживается на корточки. Хочет протянуть к нему руку, но одергивает себя. Просто неотрывно смотрит, продолжает улыбаться…

Она великолепна в этот момент…

Молчу. Не двигаюсь. Боюсь разрушить невероятную картину.

Карина начинает петь. Сначала очень тихо, едва слышно, потом громче…

Слова пени мне не знакомы, это и не имеет значения… меня зачаровывает голос, звонкий, мелодичный, в нем столько теплоты, она окутывает, убаюкивает, заставляет боль спрятаться в самый дальний уголок души. Невероятный голос… колдовской…

Марк слушает, приоткрыв ротик. Улыбается. Качает головой в такт мелодии.

Даже Эльвира уходит молча. Без колкостей. Что ей вообще не свойственно.

Через какое-то время глазки сына закрываются и он сладко сопит. Заснул. И даже во сне на лице сына счастье и умиротворение.

— Красивая песня, — говорю хрипло.

— Мне мама ее пела в детстве, — улыбается смущенно.

— Мама? — переспрашиваю сипло.

— Пока была жива… мне было восемь, когда ее не стало, и я осталась жить с отчимом, — ее передергивает, по лицу пробегает тень ужаса.

Она поспешно встает и отворачивается к окну.

У Василисы не было родителей, она воспитывалась в детском доме, машинально отмечаю про себя. Зачем я продолжаю искать сходство? Почему не перестаю их сравнивать?