Отдай мое сердце

– Не обращай внимания. Помнишь, Мастер Гэйшери сказал, что единственный способ меня разозлить – попытаться отнять мою добычу в разгар погони? Он, дырку над ним в небе, и тут оказался прав. Я слушал тебя сейчас и думал: это что же получается, я старался, интриговал, раздавал обещания, чуть не рассорился с Королем, организовывал встречу с таинственной незнакомкой, которая еще неизвестно насколько полезна, а этот засранец окинет взглядом Старших Магистров Семилистника, и дело, чего доброго, будет раскрыто? Нет уж, так не пойдет! Эта охота – моя!

– Если тебе интересно все сделать самому, я могу ни на кого не смотреть, – предложил я. – Найду, чем еще заняться. На худой конец, просто вернусь в тот притон.

– Даже не вздумай. И вообще избавляйся от скверной привычки легко мне уступать. Я, сам видишь, далеко не всегда безупречен. Удивительно даже не то, в каких дураков превращает людей азарт, а то, что одним из этих горе-оборотней периодически оказываюсь я сам.

– У меня ощущение, что мы все сегодня хороши, – примирительно сказал я. – В смысле, с придурью. Словно не настоящий заговор раскрываем, а просто пробуем играть в новую игру и не слишком беспокоимся о ее результатах. И настроение соответствующее.

– Может быть, дело в том, что этот так называемый заговор сам по себе чрезвычайно нелеп, и нормальному здравомыслящему человеку непросто поверить в его серьезность? – предположил сэр Шурф, здравомыслящий человек, каких поискать. Правда, боюсь, уже в прошлом. Небось пройдет еще пара дюжин лет, и любая правдивая история о том Шурфе Лонли-Локли, с которым я был знаком прежде, будет восприниматься как абсурдная клевета.

– Да просто Мастер Гэйшери в городе, – усмехнулся Джуффин. – Вот и все.

– Кстати, он сегодня почти весь день спит. Просыпался только затем, чтобы злодейски воскресить леди Тайяру. Она поревела, потом смирилась. Сразу хотел тебе рассказать, но вы меня с толку сбили этим своим совещанием.

– Да какая разница, спит он или бодрствует, – нетерпеливо отмахнулся Джуффин. Новость о леди Тайяре, похоже, не произвела на него никакого впечатления. – Мастеру Гэйшери вообще ничего специально делать не надо, достаточно просто быть. Рядом с ним ни одна реальность подолгу не выдерживает, начинает понемногу сходить с ума. И мы вместе с ней. Впрочем, как ни странно, обычно это всем только на пользу. Как тебе куманский притон.

– А ты действительно туда ходил? Это не шутка? – спросил меня Шурф.

Он никак не мог в это поверить. Поскольку знает обо мне страшную правду: когда дело касается отдыха и развлечений, я – консерватор, каких Мир не видел. Даже незнакомую еду пробую крайне неохотно, а тут вдруг – целый незнакомый притон.

– Ходил, – гордо сказал я. Но потом решил быть честным до конца и признался: – По работе. И вообще, можно сказать, нечаянно. В смысле не знал заранее, куда именно попаду. Но кстати этот сладкий дым у них действительно вполне ничего. Очень мило одурманивает. Хотя все равно не понимаю, как можно сидеть там сутками? Кроме бесконечного блаженства ничего интересного не происходит.

Шурф и Джуффин обменялись страдальческими взглядами и укоризненным хором сказали:

– Так в том и смысл!

* * *

Упоминание о Гэйшери лишило меня остатков той вполне выносимой разновидности тревожности, которая обычно заменяет мне душевный покой. Чтобы не маяться, я решил пойти посмотреть, что творится в Мохнатом Доме. Тем более, что в Управлении стало скучновато: все наши по-прежнему где-то шлялись, леди Лаюки Кепта не выходила на связь, чтобы сообщить о новых покушениях на Короля, Куруш дремал на шкафу, Шурф за каким-то лешим отправился в свой драгоценный Иафах, а Джуффин принялся дотошно изучать принесенную им рукопись и на целых полторы минуты умолк с таинственным видом. То есть молчал он наверняка гораздо дольше, просто уже без меня.

По дороге я купил свежий выпуск «Суеты Ехо». Во-первых, чтобы узнать, сколько еще писем в защиту магии успел получить Король: Джуффин после полусотни утратил к ним интерес и подсчитывать перестал. Во-вторых, показать леди Тайяре, как выглядит газета, я еще в ее прошлой жизни это обещал, да забыл. А в-третьих, я был почти уверен, что сам факт существования газет приведет в ярость Гэйшери. Будет, небось, стучать кулаками по столу, орать: «Какая глупость!» Вот и славно. А то что-то он как-то притих. То спит, то пьет кофе, то воскрешает мертвых – пенсионерский режим. Поневоле начнешь беспокоиться, все ли в порядке с дорогим гостем, не вредит ли его здоровью слишком долгое пребывание в далеком будущем, и что мы все станем делать, если это сокровище не убережем.