Отдай мое сердце

– Они, кстати, на моей памяти уже бунтовали, – вспомнил я. – Еще при жизни Магистра Нуфлина Мони Маха, когда ни у кого даже тени надежды не было, что однажды всем снова официально разрешат колдовать. Такое устроили по совершенно ничтожному поводу, что вспоминать страшно[26]. В смысле вам бы как раз понравилось. А в ту пору, когда принимали Кодекс Хрембера, люди просто очень устали от Смутных Времен. Это же, если не ошибаюсь, без малого двести лет продолжалось: хаос, бардак, неразбериха, доверять нельзя никому, включая родных и близких, особенно если они состоят в Орденах. Кого угодно в любой момент мог убить какой-нибудь псих, только потому, что вчера выучил новый прием боевой магии, и теперь срочно надо на ком-нибудь попробовать, работает или нет. Ну или просто вино на орденской кухне закончилось, а у этого лавочника как раз есть подходящий сорт, и поразить его каким-нибудь смертным заклятием проще и веселее, чем отбирать…

– Заткнитесь! – рявкнул Гэйшери. – А то я без вас не знаю, как оно было. Вы с меня сейчас, считайте, заживо кожу сдираете. Невелика радость знать такие вещи о Мире, который ощущаешь своим.

– Извините. Никак не привыкну, что для вас это личное горе. Для меня-то просто история. Которая к тому же произошла не со мной.

– Это вам только кажется, что не с вами. Однажды поймете, что для могущественного человека все всегда происходит вот прямо сейчас, с ним лично. И надеюсь, не поленитесь перейти Мост Времени, чтобы принести мне извинения за свою бестактность – не формальные, а настоящие, выстраданные. Я готов подождать.

– Ладно, – кивнул я. – Если стрясется со мной такое несчастье, не поленюсь. Хотя сейчас даже думать страшно про этот Мост Времени. После того, как один раз по нему прогулялся, каждый день говорю себе: «Больше ни за что туда не пойду!» – и этого обещания бывает достаточно, чтобы скакать от радости даже в самый паршивый день.

– Вас можно понять, – неожиданно согласился Гэйшери. – Даже Первый Ужас Небытия мало кому нравится; об остальных и говорить нечего. Я сам когда впервые попробовал, так потом злился, что чуть вовсе Мосты Времени не отменил – все сразу, то есть саму их возможность. А это все-таки было бы редкостным свинством с моей стороны. Счастье, что мне это оказалось не по зубам, просто сил не хватило. Уничтожать вообще трудней, чем создавать, хотя многие думают, наоборот. А потом выяснилось, что к Ужасу Небытия можно постепенно привыкнуть, как к любой другой досадной неприятности. К чувству голода, например, или к боли в глазах, когда выходишь из темноты на слишком яркий свет. Не отказываться же от жизни из-за такой ерунды?.. Только не подумайте, будто я вас уговариваю. Это ни к чему, судьба сама уговорит. Она у вас в этом смысле очень счастливая: всегда заставляет делать, что должно. И не отвертитесь. Я бы на вашем месте был на нее очень сердит.

– Она того заслуживает. Такое порой творит, что хоть на первую попавшуюся чужую меняй. Но у меня очень покладистый характер, – сказал я. И, не удержавшись, саркастически добавил: – Примерно как у вас.

– Да ладно – как у меня! Ишь, размечтались! – возмутился он. – Это только на первый взгляд может показаться, потому что вы вежливый, а я не особенно. А так-то вам до меня далеко.

Чему я действительно научился за последние два дня, так это давно утраченному древнему искусству не спорить с Гэйшери. Впрочем, я не единственный ныне живущий мастер. Джуффин и леди Сотофа, как я теперь понимаю, овладели этим умением в совершенстве задолго до меня.

– А мне теперь очень стыдно, – вдруг признался Гэйшери.

Я даже рот открыл от неожиданности. Искусство ничему не удивляться мне точно не по зубам.

– Слишком плохо думал о людях, – объяснил Гэйшери. – Трусы, слабаки, легко отказались от магии, позволили веревки из себя вить! А они быстро опомнились. Всего за какую-то несчастную сотню лет. Получается, я был к ним несправедлив. Думал о них не в ту сторону – и это я, который никогда не прощал подобных ошибок другим!

Он уже так себя накрутил, что глаза подозрительно заблестели; хотел бы я ошибаться, но боюсь, не столько от гнева, сколько от навернувшихся слез. Рядом с этим психом я поневоле чувствовал себя железным человеком с каменным сердцем и, вероятно, чугунным лбом, потому что, хоть убей, не видел, в чем тут проблема. Ну, недооценил гость из далекого прошлого наших горожан, с кем не бывает. Я сам до сегодняшнего утра точно так же их недооценивал. Но никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал, только поставил в уме пометку: «В следующий раз иметь в виду».