Жизнь мальчика… Меня скручивает так, что я притормаживаю, боясь не справиться с управлением. Мгновенный звонок из машины сопровождения. Успокаиваю. А Федор так и остаётся перед глазами, как тогда в спальне в своём детском отчаянном желании сделать хоть что-нибудь, чтобы дорогому ему человеку не причинили боль… Насколько они с Петром похожи, настолько и различны… Он внимательнее, вдумчивее, его показательная уступчивость на самом деле простой блеф, он всегда добивается того, что ему нужно. Мой первый страх, что он слабее Петра, на самом деле не имеет под собой оснований, а поэтому ты справишься, Федор. И мы с тобой начнём ещё раз всё с самого начала!
— Я понял, Михаил Семенович.
Уже в сумерках останавливаемся перед домом отца. Ворота открываются через полминуты… Меня ждут… Если это он… нет, стоп, я на дам себя накрутить…
Надеюсь тебе полечало… Смотрю на унылый, изнывающий в своем гордом одиночестве дом полностью очищенный от розовых кустов. Мне всё равно, они были лишь напоминанием, что та часть моей жизни была настоящей. Теперь она у меня есть. Надеюсь, что есть и, пожалуйста… пусть будет!..
Он пил… Воскресный вечер, почему бы и нет? Но вот в полном одиночестве… Хотя… это твой выбор…
— Ты скор! Правильно подобранная мотивация и человек уже согласен на то, на что, казалось бы, буквально полчаса назад и под страхом смерти не согласился… Правда, думаешь, я стал бы размениваться на сопляков? При сомнительной заинтересованности в них собственной мамаши… Если бы мне нужно было достать их деда, то — да! Да и то, пожалуй, побрезговал… А кто-то, похоже, нет…
Пристально меня рассматривает.
— Что, девчонке вправили мозги? И ей уже не похер? Ах, ну, да! У них же теперь Света в пожизненном пользовании… Мне, значит, было нельзя… Не важно с кем, лишь бы не со мной, так?
— Ты знаешь ответ.
— Ты никогда не простишь мне мать?
— И этот ответ ты тоже знаешь…
— Пошёл вон из моего дома! — стакан с недопитой тёмной жидкостью со всей силы во что-то врезается, но я уже не вижу этого…
Значит, Порохова, это точно ты, больная сука! Вылетаю из дома, они практически соседи, на машине меньше пяти минут. Григорьев ещё раз напоминает стратегию беседы и просит держать себя в руках. Угу… держу, но как только Федор окажется дома, они сомкнутся на её глотке…
Подъезжаем. Проблема может оказаться в том, что нас просто не впустят. Но, нет. Хозяин дома. А мы, вроде как, до сих пор партнёры… Встречает даже чересчур благодушно, на просьбу переговорить с дочерью лукаво подмигивает.
— Дело молодое, самое время! — и хохотнув удаляется, обещая присоединиться к нам немного спустя. Похоже он совсем не в курсе того, чем на досуге промышляет его наследница. Григорьев со мной, его присутствие не замечают, мало ли, может личный помощник, а может ювелир приехал специально, чтобы снять мерки для будущего обручального кольца… Да-да, выкусите!
Алина, опять полуголая и с победной усмешкой на губах. Разваливается в кресле, вытягивая длинные ноги таким образом, чтобы мне стали видны её трусы. Хочется блевать, желательно на неё…
— Женя, я так рада, что ты всё осознал и нам теперь ничего не мешает узнать друг друга получше.
Выдаю извинения чётко придерживаясь сценария Григорьева. Порохова получает то, что хочет — внимание! Упивается им и даже, кажется, возбуждается… Григорьев плавно вклинивается в беседу. Первая её реакция отмахнуться, но он так ловко втягивает ее в разговор, не оставляя ей шанса переключиться на меня. И все настолько идеально, что даже я проникаюсь идеей всепрощения и любви к ближнему. Но… вдруг лицо этой стервы моментально меняется, становясь холодным и презрительным.
— Жень, нахрена ты притащил сюда этого мудака? У нас, ведь, и без него все прекрасно! — кривит губы и морщит лоб.
И сразу Григорьеву, как будто не своим голосом:
— Я хожу к психологу уже семь лет. Подобная чушь меня давным-давно не трогает.
И опять мне:
— Скажи ему чтобы ушёл! — требует она. — И я покажу тебе, на что я способна.
— Отпусти Федора.
— Не понимаю, — во все зубы лыбится она, — Кто это? И зачем мне это делать?
Смотрю на ажурную кочергу возле камина и думаю, как засадить этой стерве про меж глаз!
— Но я подумаю, если ты будешь хорошим мальчиком и вылижешь меня прямо сейчас, рука ложиться на ткань трусов, оттягивая их и она запускает её в себя. — Хотя, нет! Ты сделаешь это просто так! Потому что хочешь меня, я вижу!
Хочу… разорвать пополам, бросить в камин, облить бензином и поджечь!
Григорьев пытается меня остановить, но я уже рядом с ней, перехватываю горло и шепчу прямо в её блядские глаза:
— Если с его головы упадёт хотя бы один волос, ты труп, тот который будет валяться на помойке, воняя так, что даже падальщики побрезгуют…
— Ты никогда ничего не докажешь! — шипит она.
— Евгений Еговрович, — тон Игоря Саввича холоден и груб, — покиньте мой дом немедленно.
— Игорь Саввич, я надеюсь на ваше благоразумие и способность объяснить дочери, что к чему, — отпихиваю ее и чувствую острую потребность помыть руку.
Дело за ним. Он не захочет рисковать бизнесом. А значит, ждём…