Отдай туфлю, Золушка! (СИ)

— Доброе утро, маменька! — завопила я как можно истошнее, чтобы меня точно услышали.

— Дризелла? — донеслось до меня из коридора налево.

Я поморщилась — нет, ну что за противное имя! — и уверенно направилась на звук голоса.

Матушка оказалась в кабинете. Она сидела за столом, склонившись над бумагами, в правой руке держала перо, грызла его зубами и хмурилась. И была точь-в-точь такой, какую я себе представляла, когда папа читал мне книжку. Дебелая, сдобная, как булочка. Хотелось потыкать в её нежную розовато-белую кожу, чтобы ощутить мягкую упругость круглых щёчек, ручек, плечиков и трёх подбородочков. А ещё этот носик-кнопочка, пирожочек, пампушечка… утю-тю!

Маменька подняла на меня крохотные глазки-черешенки. Её бровки наморщили лобик.

— Дризелла, что за унылый вид? А где твоё оранжевое платье? Ну или лазурное…

— У меня траур, — весело брякнула я, проходя к столу, — Белоснежка съела отравленное яблоко и умерла. Упс.

Почему я вспомнила именно эту сказку — сама не знаю. Хотелось пошутить, но… Маменька рассеяно кивнула:

— Да-да… Но это всё уже позади. И в королевском дворце сегодня будет дан бал по случаю очередной годовщины чудесного избавления принцессы от коварства Злой королевы… На нём принц Марион официально выберет среди гостей невесту, но, конечно, все понимают, что он посватается к Белоснежке. Союз с Эрталией слишком выгоден нашему королю.

Эрталия? Почему мне это слово показалось знакомым?

Это была первая моя мысль. А вторая: в смысле, Белоснежка? То есть, я в сказке «Золушка», а это определённо именно она, но при этом в этой же сказке — Белоснежка? Сказочный микс, да? Мозг, за что⁈

— Кстати, о бале. Маменька, давайте возьмём Синди с собой? Не, ну а что: она вполне заслужила. Платья всякие там пошила, ночь не спала. Пусть повеселится. С нас не убудет.

— Синди?

— Ну, Синдереллу. Пусть попляшет, отдохнёт, а то настроение у неё больно депрессивное.

Маменька прижала пальцы-сардельки к вискам, помассировала их (виски, конечно, не сардельки), вздохнула.

— Синдерелла останется дома. Ей надо чечевицу от гороха отделить…

— Зачем?

— Что бы они были отдельно, — терпеливо пояснила золушкина мачеха.

— А зачем? Ну и вообще. Если Синди не поедет, я тоже останусь.

Я упёрла руки в боки. Чёрные глазки уставились на меня двумя буравчиками. Маменька шумно выдохнула, уже с меньшим терпением. Крылья её носа, покрытого крупными порами, стали раздуваться.

— Какая муха тебя укусила, Дризелла?

— Дрэз. С сегодняшнего дня или так, или никак.

— Дрэз?

— А что? Коротко, стильно. Не то что Дризелла. То ли муха, то ли понос пробрал. То же мне имечко!

— Друзилла с латинского переводится как «роса»…

— Так «дру», а не «дри», — возразила я. — И сразу вспоминается Юлия Друзилла, сестра и любовница Калигулы…

Маменька прищурилась. Сложила пальцы домиком. Дутые золотые кольца на них вовсе не украшали жирные сардельки, честно признаться.

— Я не знаю, кто такая Калигула. Но я сказала: нет. Синдерелла на бал не поедет. А ты, Дризелла, Дрэз, если тебе так угодно, сейчас же покинешь мой кабинет. А вечером поедешь на бал. Пока что в этом доме хозяйка — я, а не ты.

— Ну, не вы, маменька, а Золушка. Разве не так? Ведь именно она — дочь хозяина этого дома.

Матушка поджала пухлые губы. Её глазки сверкнули гневом. Я не стала дожидаться, когда тучи разразятся грозой, и поспешно ретировалась.

Так. Первый вариант не удался.

Мы жили в двухэтажном доме с черепичной крышей. Грубые стены, сложенные из плохо обтёсанных серых камней, оплёл хмель. В палисаднике вместо роз цвели капуста и редька. И тыква… Я остановилась рядом, наклонилась, потыкала пальцем зелёный золотистый раструб цветка. М-да. Плоды будут не скоро. Я не спец по агротехнике, но догадываюсь, что между цветением и созреванием плодов времени проходит прилично.

Ладно.

Тогда начнём с платья.

Синди я нашла рядом с колодцем. Девушка набирала воду ведром.

— Пошли в город, — скомандовала я. — Кстати, не помнишь, маменька нам с сестрой на расходы деньги выделяет?

Бирюзовые глаза с недоумением уставились на меня. Девушка вытащила полной деревянное ведро, поставила рядом, на каменный бортик.

— Конечно, — осторожно ответила Золушка. — Вы с Ноэми ни в чём себе не отказываете.

И вытерла руки о залатанный фартук из некрашеной грубой ткани. И что-то в этом жесте мне показалось очень странным, но я не успела додумать мысль: из дома донёсся голос маменьки, а потому я, схватив сестрёнку за нежные ручки, бросилась на улицу. Мы выскочили в резные воротца, и мои деревянные… э-э-э… сандалики? застучали по каменной мостовой. Не асфальт. Ох.

Моя ступня соскользнула с синеватого круглого булыжника, и я едва не подвернула ногу.

— …! — выругалась я от души.

Голуби, купавшиеся в луже, шарахнулись во все стороны. Ставни надо мной захлопнулись. Собака, дремавшая на ступеньках какого-то крыльца, вскочила и залаяла. Это была лохматая собака с серой чёлкой шерсти, закрывающей глаза.