Отдайте мне ваших детей!

В тот вечер, когда власти, не уведомив председателя, приняли решение депортировать стариков и больных, он вместе с братом Юзефом и золовкой Еленой отправился в Дом культуры отмечать юбилей: год назад была создана пожарная команда гетто. На следующий день исполнялось три года с того дня, как Германия напала на Польшу и начались война и оккупация. Естественно, эти события не были поводом для праздника.

Суаре открылся музыкальными экспромтами; потом сыграли несколько номеров из «Гетто-ревю» Моше Пулавера, и это было юбилейное, сотое представление.

Председатель находил музыкальные представления чрезвычайно утомительными. Смертельно бледная Бронислава Ротштат извивалась со скрипкой так, словно через нее пропускали ток. Однако дамы по достоинству оценили эмоциональность госпожи Ротштат. Потом настала очередь сестер-близнецов Шум с их неизменным номером. Начинали они всегда с того, что, возведя глаза, делали книксен. Потом убегали за кулисы и возвращались, на сей раз изображая друг друга. При их абсолютном сходстве это было несложно. Сестры просто менялись одеждой. Потом одна из сестер исчезала и вторая принималась ее искать. Искала в сумках, в ящиках. Потом пропавшая сестра неожиданно появлялась и бросалась искать вторую (и которая в свою очередь исчезала); иногда в обоих случаях на сцене была одна и та же сестра. Словом, происходила путаница.

Затем на сцену вышел господин Пулавер и стал рассказывать plotki.

В одной из историй повествовалось о встрече двух евреев. Один явился из Инстерберга. Второй спросил: «Что нового в Инстерберге?» Первый ответил: «Ничего». Второй: «Ничего?» Первый: «А hintel hot gebilt» — «Собака гавкнула».

В публике засмеялись.

ВТОРОЙ: В Инстерберге гавкнула собака? И это все?

ПЕРВЫЙ: Откуда мне знать? Собралась толпа народу.

ВТОРОЙ: Собралась толпа народу? Гавкнула собака? И это все, что случилось в Инстерберге?

ПЕРВЫЙ: Арестовали твоего брата.

ВТОРОЙ: Арестовали моего брата? За что?

ПЕРВЫЙ: Твоего брата арестовали за подделку векселей.

ВТОРОЙ: Мой брат подделал векселя? Подумаешь, новость.

ПЕРВЫЙ: Я и говорю: в Инстерберге ничего нового.

Зрители согнулись от хохота — все, кроме Юзефа Румковского. Брат председателя единственный из всех не понял, что в шутке говорилось о нем.

Еще рассказывали истории о молодой жене Румковского Регине и неисправимом брате Регины Беньи: ходили слухи, что председатель отправил его в лечебницу для душевнобольных на улице Весола, потому что «от него было слишком много шума». Это означало, что Беньи говорил в лицо председателю вещи, которые тот не желал слышать.

Но больше всего публика любила истории о золовке председателя Елене. Их Моше Пулавер рассказывал сам, стоя на краю сцены и засунув руки в карманы брюк, словно уличный мальчишка. Только он называл ее принцессой Кентской. «Ver hot zi gekent un ver vil zi kenen?» — спросил он, и сцену вдруг заполнили актеры, хлопавшие себя по лбу и высматривавшие пропавшую принцессу: «Принцесса Кентская? Принцесса Кентская?» Зрители в восторге указывали на первый ряд, где со свекольно-красным лицом под изогнутыми полями шляпы сидела принцесса Елена.

Актеры продолжали выкрикивать в зал: «Где она? Где она?» На сцену, бессовестно имитируя утиную походку принцессы Елены, вышел еще один актер. Он повернулся к публике и сообщил: в пожарную команду Марысина поступила просьба о помощи. Неслыханное событие: женщина заперлась у себя дома и отказалась выходить. Еду ей носил муж. Женщина все ела, ела, и когда наконец пришла пора выходить из дому, она так чудовищно распухла, что не прошла в дверь. Пришлось пожарным вытаскивать ее через окно.

«И ЭТО БЫЛА НЕУЗНАННАЯ ПРИНЦЕССА КЕНТСКАЯ!»

После этого вся труппа вывалилась на сцену, актеры взялись за руки и запели:

«S’iz kaydankes kaytn,
S’iz gite tsaytn
Kayner tit zikh haynt nisht shemen
Yeder vil du haynt nor nemen;
Abi tsi zayn du zat».[2]

Это был самый злой и бессовестный эстрадный номер с участием господина Пулавера. Действо выглядело чуть ли не покушением на королевскую семью, что вполне соответствовало растерянности и хаосу, царившим последние месяцы в гетто. Председатель пытался сохранить хорошую мину и аплодировал, когда было нужно, однако он безусловно почувствовал облегчение, когда спектакль закончился и на сцену вернулись музыканты.

Госпожа Ротштат завершила концерт яростным скерцо Листа, перечеркнув своим смычком это достойное сожаления мероприятие.

* * *

На следующее утро, во вторник 1 сентября 1942 года, Купер, как обычно, ждал на козлах дрожек возле летней резиденции на улице Мярки; председатель появился и, по обыкновению, буркнул нечто вроде приветствия. На боках коляски помещались серебристо-белые пластины, на которых значилось «WAGEN DES ÄLTESTEN DER JUDEN». Чтобы никто не ошибся. В гетто был только один такой экипаж.