Стараясь не дрожать пальцами и не втягивать голову в плечи, Петяша взял со столика наполненный кем-то загодя бокал и единым духом выпил. Внутри все сжалось в комок.
Вот бред получился, — пронеслось в голове. — Возьмут сейчас за шкирятник, напинают и выкинут с позором. И ведь правы будут — зачем хозяев обижаешь, если уж в дом пришел…
Зал взорвался аплодисментами.
Петяша оцепенел, не в силах даже опустить обратно на стол опустевший бокал. Пока он пытался сообразить, во что же такое вылилась его хулиганская выходка, несколько человек подскочили жать ему руку, для чего кому-то из случившихся рядом пришлось прежде вынуть из нее бокал. Все заговорили что-то наперебой, но почти тут же умолкли и расступились. К Петяшину столику неторопливо подошел невысокий, по-хорошему полный, с тронутыми благородной сединою висками и особой значительностью во взоре человек. Только сейчас Петяша отметил, что в петлицах у всех собравшихся имеются неброские черно-белые ленточки; у подошедшего на такой ленточке был еще кружок, также черно-белый, но наоборот: черная половинка кружка приходилась на белую половинку ленточки, а белая — на черную.
— Польщен, польщен, — заговорил подошедший хорошо поставленным басом, в то время, как все прочие начали организованно рассасываться, отступать к своим столикам. — Позвольте представиться: Большаков, Николай Вадимович, президент этого клуба.
Петяша, физически ощущая на физиономии легендарную красноту вареного рака, пожал поданную руку.
— Теперь, — продолжал президент, — у нас появился повод выпить за знакомство. Вы позволите? — Дождавшись Петяшина кивка, Большаков подсел к его столу, на коем уже, словно по волшебству, материализовались два бокала с коньяком и две чашечки кофе. — Выслушав ваши впечатления о прошлом, ответный тост позволю себе оформить под некоторые рассуждения о настоящем и будущем. Исходные же посылки этих рассуждений… Да, вы не ошиблись, дорогой мой Петр Алексеевич. Все, собравшиеся здесь, есть люди, готовые к действию во всех отношениях. Всех нас объединяет стремление управлять Россией… чуточку более разумно, нежели ею управляют сейчас. Э-э… Я, с вашего разрешения, позволю себе не вдаваться, пока, в подробности…
Мысль о том, что Виноградов рано либо поздно оторвется от бумаг и поднимет взгляд, заставляла Олега трепетать. Однако ж, когда это все-таки произошло, он вдруг почувствовал неожиданное облегчение. Что бы там ни предстояло еще сегодня испытать, тягостное ожидание кончилось. И на том спасибо…
— Ты привел его сюда, так и не успев расколоть, — медленно проговорил Виноградов. — Не имея даже никаких предположений о его потенциале, о его настроениях… Так?
Олегу не оставалось ничего, кроме как согласно кивнуть. Больше всего на свете ему хотелось бы сейчас ответить: «Нет, вы ошибаетесь!» — и выложить о Петяше всю подноготную. Но выкладывать было нечего. Петяша, как Петяша, славный, компанейский мужик… Впрочем, кто может сказать о нем больше? Есть ли на свете такие? Не факт. Включая и самого Петяшу…
— Ты хоть понимаешь, что натворил? С-сопляк! — неожиданно взорвался Виноградов. — Если наши выкладки верны…
Видимым усилием воли глава разведслужбы подавил рвущиеся наружу чувства и крепко провел массивной, короткопалой пятерней по лицу, точно борясь со сном.
Вот когда Олег понял, что такое настоящий страх! Если раньше его повергало в дрожь ледяное спокойствие этого человека, то теперь… Виноградов, воплощение невозмутимости и самообладания и, вдруг, повышает голос! Каков же масштаб его проступка? И каким будет неизбежное наказание?!
— Ладно, — тяжко выговорил Виноградов, отнимая ладонь от лица. — По крайней мере, тебе удалось подружиться с ним. Или тоже не удалось?
Мозг Олегов заработал в бешеном темпе. Что тут отвечать?
Каковы, вообще, критерии дружбы у этого монстра? Отвечать, немедленно отвечать хоть что-нибудь, иначе… И вдруг, точно молния вспыхнула в сознании: он же боится! Этот чудовищный тип отчего-то боится Петьку! Ну да, он просто перепуган по самое небалуй! А значит… Ну, все! Только, не выказывать страха!
— Отчего же, — спокойно, даже с некоторой наглецой, сказал он. — Удалось. Если что, так я…
Во взгляде Виноградова появилось нечто новое. Больше всего на свете ему явно хотелось тут же, не сходя с места, стереть косорукого, ничего не соображающего сопляка, провалившего важное дело, в порошок. Однако, почему-то выгоднее для него было этому сопляку поверить…