Отдаленные последствия. Том 2

– Но полиция же не знает о списке, – беспомощно проговорила она. – И не узнает. Как она сможет узнать?

Артем ласково взял ее за руку, но взгляд его оставался жестким.

– Ты очень язвительно, но в целом правильно заметила насчет свечки, которую я не держал над Фадеевым. А ты? Держала свечку над своим пациентом? Каждый день? С утра до вечера?

Инга растерялась. Игорь ведь написал о том, что собирался передать список Стекловой. Собирался. Но передал ли? Об этом в тетради не сказано. Или сказано, но Инга невнимательно прочитала? Если передал, значит, список теперь гуляет неизвестно по чьим рукам и непонятно в каких целях. О своем сотрудничестве со Стекловой Игорь никогда не рассказывал Инге, пока был жив. Она обо всем узнала только из его записок. И спросить теперь не у кого. Что написано – то написано, и ни слова прибавить невозможно. Если только у самой Стекловой спросить…

– Нет… Конечно, нет. Я сидела с ним круглосуточно только в последние дни, когда он… уходил. А так – приезжала несколько раз в неделю, делала процедуры.

– Значит, ты не можешь быть уверена, что об этом списке не знает никто, кроме тебя. Или можешь?

– Не могу, – призналась она.

Артем помолчал, потом снова заговорил.

– Инга, милая, не нужно ждать, пока полиция сама узнает, иначе тебе не отмыться от подозрений до конца дней. По закону подлости этот чертов список обязательно где-нибудь всплывет, и у тебя начнутся огромные проблемы. Будет лучше, если ты сама обратишься в полицию и все расскажешь. По крайней мере, подозрений будет меньше.

– Я не пойду ни в какую полицию! – решительно заявила Инга. – Я знаю, как они там с людьми обращаются.

Артем неодобрительно покачал головой, потом смягчился, погладил ее по руке.

– Понимаю. Но дай слово, что если тебя спросят – ты не станешь ничего скрывать. Поверь мне, так будет лучше. Договорились?

Она молча кивнула головой и откинулась на подушку, всем своим видом давая понять, что пора оставить ее в покое.

Олег Литвинович

Это была его Голгофа. Когда-то давно, в школьные годы еще, ему попалась повесть с таким названием. Автора Олег не запомнил, да и саму повесть, если честно, читать ни за что не стал бы, будь на то его воля. Его в том возрасте куда больше интересовали «стрелялки-догонялки» и «Звездные войны», но куда ж деваться, если не повезло сломать ногу у бабушки с дедом на даче, далеко от Москвы, и лежать в гипсе. Вот и пришлось перебиваться всяким старьем, скопившимся у маминых родителей: с собой на каникулы вообще никакой развлекухи не притащил, ни книг, ни кассет с фильмами, ни видюшника (хотя отец, сто пудов, не разрешил бы увозить технику из дома, но Олег знал место, где можно было взять приставку напрокат совсем недорого), уверен был, что с местными пацанами и без того найдется, чем себя порадовать. Нашлось, конечно. Но ровно на четыре первых дня. А потом началось вот это всё с ногой, гипсом и ветхими журнальчиками «Роман-газеты», если по телику ничего путного не показывали.

Повесть ему не понравилась, но запомнилась. Все в ней было печально и безысходно, мужик на грузовике кого-то угробил и потом долго пытался помогать семье погибшего, чтобы выпросить себе прощение, а они его не прощали и помощь не принимали. Впрочем, насчет грузовика Олег был не очень уверен, с годами многое из памяти стирается и одно заменяется другим. Но то, что мужик-водитель страдал и постоянно грыз самого себя, помнил точно. Эти страдания стали его Голгофой.

«Почему из всего прочитанного за те недели я запомнил только эту повесть? – спрашивал себя Олег. – Неужели предчувствие? Неужели уже тогда, четверть века назад, мне был дан знак, что такая же Голгофа ждет меня самого?»

Тот день, вернее, первую его половину, Литвинович помнил в мельчайших подробностях. У семимесячного сына что-то болело, а может, просто капризничал, и они с женой не спали всю ночь, по очереди носили на руках истошно вопящего малыша, утром, измученные и невыспавшиеся, суетливо собирали в садик пятилетнюю дочку, которая сначала не хотела вставать, потом не хотела есть творог со сметаной и ягодами и, заливаясь слезами, требовала сладких хлопьев с клубничным киселем. Жена, вымотанная, как и все матери, имеющие маленьких деток, срывалась и орала и на дочь, и на мужа. Сам Олег нервничал, потому что на десять утра назначены были ответственные переговоры, решающая роль в которых отводилась сделанному им финансовому анализу предлагаемой сделки.

Переговоры прошли успешно, к выводам, вытекающим из представленного Литвиновичем анализа, консультанты партнеров придраться не смогли, как ни старались, и Олег с облегчением выдохнул. В эту крупную компанию его взяли недавно, и хотя репутация у него на прежнем месте работы была неплохая, здесь ему пока не особо доверяли, к ответственным заданиям не допускали, присматривались, оценивали. И вот, наконец, впервые поручили сопровождать такой серьезный проект. Облажаться никак нельзя: на кону карьера и будущее.