Могла сама Стеклова кому-то все это рассказать? Теоретически – да, могла. Но зачем? Если она с уважением и пониманием отнеслась к просьбе влюбленной девушки не рисковать репутацией Игоря и доброй памятью о нем, то куда эти понимание и уважение делись потом, когда она делилась с третьими лицами всякими нелицеприятными подробностями о Выходцеве? Нет, не похоже на правду. Светлана Валентиновна не была болтушкой и сплетницей, умела хранить чужие секреты. Кроме того, есть ведь еще список. Тут недостаточно просто пересказать «страшную историю», нужно и перечень целей предоставить в чье-то распоряжение.
Ладно, будем исходить из того, что через преграду под названием «Профессор Стеклова» информация утечь не могла. Хотя в жизни, конечно, бывает все, что угодно…
Попробуем зайти со стороны медсестры Инги. А как тут зайдешь? О Светлане Валентиновне Настя хоть что-то знает и по личному опыту общения, и по рассказам Димуры, Гиндина и Лазаренко, а что ей известно об Инге? Ровным счетом ничего, кроме того, что она очень умелая, профессиональная, добросовестная (если верить бывшей жене Выходцева), по-женски привлекательная (это уже по впечатлениям Колюбаева). Действительно чем-то болеет в последние дни (источник информации тот же). Работает на некоего бизнесмена Фадеева и живет с его же помощником. Наверное, Ромчик на самом деле выяснил куда больше, но сегодня он счел возможным поделиться с Настей только этими скупыми сведениями. Его можно понять, он на службе. Так что без обид.
– Здрасьте, Анастасия Павловна!
Звонкий голосок вывел ее из задумчивости. Ксюша из класса виолончели. Та самая, хорошенькая, в модных очках. Елки-палки, это Настя уже успела до музыкальной школы доехать и сама не заметила! Девочка, тоненькая и длинноногая, стояла перед ней с бургером в одной руке и голубой жестяной банкой какого-то напитка в другой.
– Здравствуй, Ксюша. А где инструмент?
– У меня сегодня нет специальности, только сольфеджио и музлитка. А что мы сегодня будем разбирать?
– Этюд Скрябина ре-диез минор. Знаешь его? Слышала когда-нибудь?
– Не-а, – девочка тряхнула головой. – Красивый?
– На мой вкус – очень. Но вкус – это ведь такое дело…
Настя закончила доставать вещи и закрыла машину. Да, вкус – штука индивидуальная. И никогда не угадаешь, что именно услышит конкретный человек в той или иной музыке, как не угадаешь его восприятие текста, живописного полотна или скульптурного произведения. Насте Каменской в этом этюде слышались отчаянные безутешные рыдания, прерываемые короткими попытками успокоиться и взять себя в руки, отвлечься на воспоминания о чем-то радостном, светлом. Но кто знает, что услышит эта чудесная веселая девочка Ксюша, любящая бургеры и мечтающая стать «великой, как Ростропович»…
Она уже включила ноутбук в классе и проверяла звучание аудиозаписи, когда в дверь просочилась преподаватель сольфеджио – миниатюрная дама лет тридцати с небольшим в накинутой на плечи короткой шубке. Настя знала, что эта женщина по имени Марина мерзнет всегда и всюду, и уже не удивлялась, встречая ее в теплых коридорах школы то в шубе, то завернутой в длинную широкую кашемировую шаль.
– Анастасия Павловна, вы ведь в полиции работали? – осведомилась Марина почему-то шепотом.
«Началось, – подумала Настя. – Родители взбунтовались. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал…»
Она коротко кивнула.
– Да. А что?
– Вы ролик видели? Ну, тот, про убийства водителей?
«Все понятно. Похоже, меня пока не отстраняют. И то хлеб».
– Видела.
– Скажите, это правда? По Москве разгуливает маньяк, а от нас скрывают? Вы же должны знать, у вас в полиции знакомые.
– Марина, я уже десять лет в отставке. Со мной никто не делится такой информацией.
– Ну как же так!
Марина от возмущения даже забыла о таинственности и невольно повысила голос.
– Неужели вам самой безразлично? Ну позвоните кому-нибудь и спросите! Нельзя же вот так сидеть сложа руки! Это просто немыслимо!
– Марина, у вас есть повод волноваться? Кто-то из ваших близких был виновником ДТП с тяжкими последствиями?
– Нет, но…
– Значит, вам ничто не угрожает, – равнодушно ответила Настя, не отрывая глаз от экрана компьютера.
– Все равно так нельзя, Анастасия Павловна, – убежденно настаивала Марина, зябко кутаясь в свою невесомую и, кажется, очень недешевую шубку. – Мы должны быть в курсе. И не только потому, что живем в этом городе и нам не все равно. Мы работаем с детьми и подростками, а они задают вопросы. Вы понимаете, какая это ответственность? Мы – педагоги, дети нам верят, слово взрослого очень много значит для них.
Настя вздохнула.
– Мариночка, дорогая, к чему эта риторика? Я действительно ничего не знаю, я уже много лет очень далека от служебной информации. Вы сами видите, чем я теперь занимаюсь.
Молодая женщина как-то сникла, и Настя сразу почувствовала к ней симпатию.