Многотысячная толпа шла громить мирное армянское население, и они шли в этой толпе. Тем временем армяне стояли перед обкомом партии и облисполкомом. И, не нарушая ни единого пункта Конституции — Основного закона советской страны, обратились к Верховным советам Азербайджана и Армении с просьбой — не требованием, а просьбой — присоединить область к Армении. Почему? Потому что в минувшие шестьдесят семь лет — и этого не отрицают ни политбюро, ни генеральный секретарь — непрерывно подвергались дискриминации. Права армянского населения постоянно ограничивались и попирались. Ни в дни сумгаитского кошмара, ни после армяне не позволили себе спровоцировать ответную резню, продемонстрировали такой уровень национального самосознания и гордости, который сравним с польским сопротивлением тоталитаризму. Вот это и есть величие нации, потому что измеряется оно вовсе не в количестве, как не измеряется ростом величие человека.
— Но ведь в Капане-то наших убивали? — сказал Аллаверди.
— Если мы серьёзные люди, — чрезвычайно спокойно возразил Мирали-муаллим, — и говорим всерьёз, то не должны опускаться до уличных пересудов и газетных «уток» иных борзописцев. Есть факты, и есть умозрительные предположения, это разные вещи. Нам подобает говорить языком фактов. И я как профессор, доктор наук и человек, проживший на свете семьдесят лет, знающий несколько языков и в их числе армянский, читающий армянских историков и прессу не в переводе, предумышленно исковерканном и сознательно искажённом, иными словами, тенденциозно перекроенном, а в оригинале, так вот, я со всей ответственностью заявляю, что в Капане не был убит ни один азербайджанец. Всё это ложь. После погромов в Сумгаите, Кировабаде и других местах в Гугарке, горном районе Армении, произошли столкновения, в ходе которых погибло несколько азербайджанцев и армян. Памятуя, что каждая смерть сама по себе трагедия, скажу — в Армении, где до этих событий проживало сто шестдесят одна тысяча азербайджанцев, погибли двадцать три наших соотечественников. Эта цифра неоднокоатно звучало у нас в перламенте. Именно столько. Между тем число убитых у нас армян исчисляется сотнями. Только в Баку, Кировабаде и Сумгаите, не считая Нагорного Карабаха и районов — Шемахи, Ахсу, Исмаиллы, Шамхора, Шаки, Дашкесана, Шаумяна, Ханлара и так далее, — только в этих трёх городах жило более полмиллиона армян, то есть втрое больше, чем азербайджанцев во всей Армении. Мой сын работает на высоком посту, не скажу где, но будьте уверены, он знает реальное положение вещей. Ну а то, что передают по телевидению и выдумывают в газетах, не имеет отношения к истине.
— Но вы же не отрицаете, что в восемнадцатом — двадцатом годах дашнаки творили насилия над нами, — сказал Аллаверди. — Один только Андраник как только не издевался над нашим мирным населением в Карабахе. Между прочим, это я включил известное стихотворение Расула Рзы против Андраника в первый том его сочинений.
— Во-первых, Андраник никогда не был в Карабахе, во-вторых, твои слова никак не связаны с нашим разговором, — в тоне Мирали-муаллима прозвучало некоторое раздражение. — Но я всё-таки отвечу. — Да, — подтвердил он, — я вовсе не отрицаю, что в Зангезуре были разорены тридцать азербайджанских деревень, не отрицаю, что зло порождает зло. Давайте вспомним содеянное нашими мусаватистами от Нухи до Баку… Словом, в то время в Баку, то есть восемнадцатом году, как и сегодня, рушили и жгли армянские жилища, грабили их имущество и насиловали кряду детей от пяти — шести лет до семидесятилетних старух, и никто не смел схватить их за руку…
— В Сумгаите тоже такое бывало, — отозвался Аллаверди и широко, во весь рот зевнул. — На заседании политбюро, я читал стенаграмму, министр обороны Язов сказал, что в Сумгаите двум армянкам были отрезаны груди, одной голову, а с одной молоденькой девушки попросту содрали кожу. Наш народ, он такой — как почует запах крови, не знает удержу…
— О чем тогда речь?
— Как бы то ни было, армянам не следовало требовать у нас Карабах, — растянувшись на койке и снова смачно зевнув, сказал Аллаверди.
— Здесь я с тобой солидарен, — быстро сказал Мирали-муаллим. — Сейчас объясню почему.
Склонив голову набок, Аллаверди внимательно смотрел на собеседника.