Отдаляющийся берег. Роман-реквием

В конце недели по центральному телевидению прошла передача о том, что жизнь в Баку входит в нормальное русло, работают все заводы, предприятия и учреждения, возобновились занятия в учебных заведениях.

После очередной встречи с Робертом я твёрдо решил не говорить маме, что собираюсь в Баку. Мы с Зармиком условились туда съездить. У него был паспорт на имя и фамилию азербайджанца, по-азербайджански он говорил чисто, и поездка в Баку не составляла для него проблемы. Договорившись обо всём, назавтра же поехали в аэрокассу и купили билеты на двенадцатое января.

Роберт в конце концов меня уломал:

— С твоей специальностью ты здесь вряд ли найдёшь работу. Там, в Баку, ты же сам помнишь, сколько раз приходил ко мне в министерство связи, я писал какие-то дурацкие отчёты. Ну а теперь чем занимаюсь? Торгую в ларьке: подай, возьми, подай, возьми. Работёнка лёгкая, а вдобавок никакого раздражения, наоборот, я вполне доволен. Если дело так пойдёт, какая там Америка, какие там Мичиган и Лансинг? Поезжай, сними свои деньги, а как вернёшься, мы тут же, у метро, присмотрим и для тебя местечко. Без денег, скажу прямо, ничего не выгорит, надо по меньше мере восемь — десять тысяч долларов. Поезжай поскорей и долго не задерживайся. Рене-то звонишь? Или позабыл уже?

— Позабыл, — ответил я в тон ему.

— Да ну? — Роберт с сомнением взглянул на меня и улыбнулся. — Раза два я видел, как она, Лео, на тебя смотрела. Когда женщина или девушка смотрит на кого-то таким очарованным взглядом, значит, прочие три миллиарда мужчин на земном шаре для неё не существуют. Такая любовь, братец, Божий дар, а ты шутки шутишь — позабыл. Её разве забудешь? Ладно, не хочешь — не говори. Короче, пока ты вернёшься, я со здешним начальством условлюсь. Это я беру на себя.

Маме за два часа до отъезда я коротко сказал:

— Еду в Баку.

— В Баку? — испуганно спросила она, словно речь о поездке туда зашла впервые. — Когда? — в её голосе чувствовалась неприкрытая тревога. — А что вообще говорят, какая там обстановка?

— Нормальная, какая ещё, — спокойно сказал я. — В газетах ничего не пишут, по телевизору ничего не показывают.

— Неужто нашей прессе можно верить? Во время сумгаитских событий тоже ничего не писали и не показывали.

— Ну, тогда и сейчас — резные вещи, — попробовал я приободрить её. — Старых ошибок обычно не повторяют.

Я снова и снова вспоминал слова Роберта о Рене. «Шутки шутишь, её разве забудешь?» При мысли, что вскоре увижу Рену, голова моя шла кругом от счастья.

— Ради Бога будь осторожен, — напоследок опять остерегла меня мама. — Как сделаешь своё дело, быстро возвращайся, нельзя там оставаться.

И вот упрямо и монотонно гудит самолёт, иной раз его встряхивает и тяжело покачивает, это двигатели с монотонным своим рокотом расщепляют бескрайнее небо. Прав ли я, что не послушал на этот раз маму и проигнорировал её предостережение? Ждать ясности недолго. Ведь откладывать уже нету сил, мама третий месяц твердит: обожди, и я, боясь её расстраивать, оттягивал отлёт со дня на день. А теперь кончено, тянуть невозможно, на жизнь и оплату комнаты нужны деньги. Правда, тянул я не только из-за маминых увещеваний и поисков работы, а главным образом из-за царившей в Баку неопределённой ситуации; кроме того, мы давно сдали в посольство бумаги на убежище в Америке и ждали ответа. Чуть ли не через день, как и до сдачи анкет, я наведывался в посольство, где сотни таких же, как я, бывших бакинцев собирались, чтоб узнать, когда нас вызовут на интервью, которое почему-то откладывалось и откладывалось.

Я смотрел в иллюминатор; внизу, под ускользающими назад белокрылыми лоскутьями облаков, пониже альпийских лугов и горных склонов серебряными нитями тянулись речки. Тут и там виднелись одинокие потерянные в тумане деревушки, казавшиеся с высоты покинутыми.

— У вас свободно? — спросил мелодичный женский голос. В проходе приветливо улыбалась хорошо сложенная молодая женщина лет двадцати — двадцати пяти с блестящими каштановыми волосами. Гофрированный костюм синего шёлка подчёркивал её изящество и смуглую кожу.

Я оглянулся. Зармик увлечённо беседовал с кем-то в задних рядах.

— Садитесь, — кивнул я.

— Спасибо. — Медленно раскрывающиеся при улыбке губы таили в себе нечто притягательное. — В переднем салоне очень шумно, — мелодично произнесла женщина, устраиваясь в мягком кресле. — Подальше от двигателей спокойно. — Секунду-другую помолчав, она печальным голосом продекламировала:

— Прощай, Баку! Тебя я не увижу.

Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.

— Вы бакинка? — спросил я.

— Была бакинкой, — сказала она с какой-то застенчивой полу-улыбкой; в её ответе звучало сожаление. — Еду оформлять обмен. Удобный вариант. У нас четырёхкомнатная квартира в новом кооперативном доме, в самом центре.

— Где именно?