Отдаляющийся берег. Роман-реквием

— Врач-то ты врач, но не надо, — добродушно засмеялся Натиг. — Неужто тебе с твоими-то железными пальцами можно что-то доверить? Я сам приду.

Натиг имел дело с малышами и повязку накладывал и вправду крайне обходительно, мягко. Разумеется, они перешучивались и, возможно, пытались шутками рассеять обуревавшую их тревогу.

Номер Карининого телефона так и остался в кармане куртки. Я попросил Сиявуша сходить в дом с аэрокассами, в квартиру сорок три — навести справки.

— Будет сделано, — пообещал он. — Всё разузнаю. Рано утром приду с Натигом.

Юнус принёс мне поесть, дверь чуть не во всю стену завесил ковром. Посторонний вряд ли бы догадался, что за этой стеной есть ещё комната.

Я оценил предусмотрительность Юнуса позже, когда спустя время к нему заявились несколько человек и начали выспрашивать, нет ли в доме армян.

— Нет, — спокойно сказал Юнус. — Можете проверить.

— А если проверим и найдём? — угрожающе процедил один.

— Где ж ты их найдёшь, если нету? — твёрдо и грубовато, как мне показалось, ответил Юнус.

Я сидел за стеной и с замиранием сердца ждал, чем это кончится.

Мало-помалу затихая, голоса смолкли. Слава Богу, подумал я, убрались.

Поутру, как и обещали, пришли Сиявуш и Натиг. Но, Боже мой, что за вид был у Натига! Его лицо, скорее всего, ничем не отличалось от моего. Оно вспухло, под глазом вздулся крупный чёрный синяк.

Я сразу сообразил — это дела медсестры. Так и оказалось. Ох уж эта свирепая, лютая, кровожадная медсестра… Она донесла народному фронту, что врач Натиг Расулзаде перевязал армянина и забрал собой из больницы. Несколько человек, ввалившись в отделение, разколотили ему о голову стул, избили ногами.

Я виновато посмотрел на него.

— Какие наши годы! — улыбнулся Натиг опухшими губами. — До свадьбы заживёт.

Сиявуш сказал, что пошёл к Карине, но сорок третья квартира была заперта, никто не отозвался. Мне почему-то показалось, что он чего-то не договаривает. Подумал было, может, он не ходил, времени не хватило, но Сиявуш развеял мои сомнения.

— А знаешь, — неожиданно сказал он, — Саида живёт в том же доме.

— Что за Саида? — удивлённо спросил я.

— Сеидрзаева. Случайно её увидел. Живёт на том же этаже, в сорок пятом квартире. Сказала, тебя ищет какой-то парень.

— Меня?

— Ну да. Азербайджанец по имени Закир. Говорит, вы вместе прилетели из Москвы.

— А, верно. Интересно, где он. — Я страшно обрадовался, что Зармик жив-здоров.

— Я оставил Саиде свой номер. Сказал, как появится, пусть позвонит. Между прочим, Саида очень беспокоилась о тебе. Но я ничего ей не сказал.

Натиг два дня приходил перебинтовывать меня. Я чувствовал себя уже сравнительно неплохо. Пора было уходить, потому что погромы и убийства армян в городе все ещё продолжались. Но как уйти, коль скоро документов у меня не было, паспорт и все бумаги остались в руках погромщиков.

— Держи хвост торчком, старик. Сиявуш обо всём подумал, — подбодрил меня Сиявуш. — Замначальника управления гражданской авиации близкий мой знакомый, я с ним поговорю.

Назавтра Сиявуш явился в отличном настроении, сказал, что уже договорился, завтра в шесть утра мы едем в аэропорт «Бина».

С утра Сиявуш преподнёс мне новый сюрприз — привёл с собой Зармика. Это крайне меня обрадовало. Я рассчитывал узнать что-нибудь о Рене и попросить у него денег.

— Был у Карины? — спросил я. — Не знаешь, она нашла Рену, или позвонить не удалось?

— Не удалось, — ответил Зармик. — Знаешь, сколько я тебя искал? — быстро добавил он. — Обошёл все больницы, морги, даже в Мардакянах был, а там убитые, сотни убитых — мужчины, женщины, дети, — навалены друг на друга, как на складах. Вчера проходил у дома правительства, митинг. Хотел послушать, что говорят. Здесь и там жгут огромные костры. Морозно, туман, с моря дует холодный ветер. Чтобы согреться, влез в толпу. Высокий парень рассказывает: «Остановили мы машину ноль один, вытащили оттуда армянина и давай дубасить. А как перестал сопротивляться, швырнули в костёр. Он попытался вылезти, тогда парень из наших воткнул ему в грудь заточенную арматуру. И так всё время. Хочет из огня выбраться — длинный прут ему в грудь втыкается. В конце концов сгорел». Народ сидит у костра и хохочет. Я плюнул, ушёл. На улице Хагани, у парка 26 комиссаров двух женщин, мать-старуху и дочку, сожгли. Жуткое зрелище, своими глазами видел. На перекрёстке улицы Басина и проспекта Ленина из углового дома, левее аптеки, где магазин «Динамо», женщину с ребёнком из окна выбросили. То же самое — в нескольких десятках шагов оттуда, в кооперативном доме напротив русской церкви. Совсем седую, полуголую женщину тащили с балкона в комнату, она кричала, бедная, звала на помощь. Потом её и старика швырнули вниз. Одно и то же по всему городу, от центра до предместий. Что творится! То ли это советская страна, то ли Освенцим или Бухенвальд. Сколько уже дней армян режут без всякой жалости, грабят, насилуют, голыми гонят по улицам, разводят костры и сжигают. А где государство, Горбачёв, неужто Москва не видит этого?