— Ну все, я пошла! — сообщает гостья, прихватив с собой небольшой подарок. — Пойду порадую твоего папу печеньем и куплю себе что-то белое! Устала от этого черного цвета!
Она останавливается возле сына, дожидается, пока он целует ее в щеку. Потом с довольным видом оборачивается ко мне и с подкупающей искренностью сообщает:
— Второе знакомство мне понравилось куда больше первого. И спасибо за изумительный кофе. Буду рада еще одной встрече.
— Взаимно, — отвечаю с улыбкой, и это действительно так.
— А ты подумай о том, чтобы отправиться за орехами, — строго напутствует генерального мама, а потом поспешно уходит в прихожую.
Пока Лев Николаевич провожает ее до двери, я начинаю снова заваривать чай, потому что прежний остыл. Ну и заодно делаю себе еще одну чашечку капучино.
Слышу, как во входной двери прокручивается замок, слышу шаги, и как-то вдруг остро чувствую, что мы остались одни.
И что он стоит в проеме двери и снова за мной наблюдает.
Отвлекаюсь на напитки, раскладываю остатки печенья, а потом оборачиваюсь и почти обжигаюсь, наткнувшись на задумчивый взгляд мужчины — даже не взгляд, а серое олово, в которое без подготовки больно нырять.
— Думаете о том, чтобы все отменить и сорваться в поход за орехами? — пытаюсь чуть сбить подскочивший градус температуры в квартире.
Только сейчас понимаю, что здесь действительно жарко — мама Льва Николаевича была очень права.
— Успеется, — отмахивается генеральный, присаживаясь за стол, и берет в руки чашку с чаем из трав. — Орех посадили только в прошлом году, так что лет шесть-десять у нас впереди еще есть.
Я неожиданно давлюсь пенкой.
У нас…
Лет шесть-десять…
Глава 59
Лев
О том, что женщинам свойственна частая смена настроения, в курсе каждый мужчина. Но я никогда не видел, чтобы разгон от веселья к панике составлял всего пару секунд.
Впрочем, никогда не видел и того, чтобы откат к обратной точке отсчета занимал еще меньше.
Мои слова производят на Аллу сильное впечатление, и ее явно пугают не сроки, когда созреют плоды. Глаза становятся просто бездонными, на щеках проступает румянец, с ноги тихо падает тапочек.
Я уже представляю примерную скорость, с которой девушка несется из моей квартиры, подсчитываю количество шагов, за которые я ее догоняю. Мысленно плюю на слухи, которые поползут от соседей, что станут свидетелями нашей пробежки. Быстро прокручиваю, как я буду ее успокаивать — у порога, едва за нами захлопнется дверь…
— Согласна, времени предостаточно, — взяв эмоции под контроль, улыбается Алла, — за эти несколько лет вся ваша семья может успеть сплести по паре корзинок для хранения урожая.
Любуюсь улыбкой на губах, которые с удовольствием открывались, чтобы впустить мой язык.
И понятливо усмехаюсь в ответ.
Лепет про корзинки забавен, не могу представить никого из своей семьи, кто бы так бездарно тратил свободное время. Да и она, познакомившись с моей матерью, вряд ли может предположить, что та начнет заниматься таким рукоделием. Нет, если бы все младенцы носили лапти ручной работы — вполне.
В словах Аллы звучит четкое разграничение — моя семья и она. Нежирный такой намек, что она в этот круг не входит и не планирует.
Но моя неслучайная оговорка показала то, что я уже знал до этого, а сейчас лишний раз убедился — равнодушия нет.
Опасается — да. По привычке держит дистанцию, хотя, с учетом, как мы ее перешли, это весьма нелегкое дело. Пытается сделать вид, что ничего не было, и мы оба смирились. А смотрит так, что я чудом сдерживаюсь от того, чтобы не схватить ее за руку и не усадить к себе на колени. Чтобы снова ерзала, чтобы снова стонала мне в губы, чтобы извивалась в моих руках и умоляла меня жадным дыханием на этот раз зайти дальше.
Когда управляет страсть, трудно вслепую найти тормоза, но от заноса меня, как ни странно, удерживают орехи. И плетеные корзинки, которое Алла упомянула, а мне их тут же подбросило воображение. А к ним за компанию и другую картинку.
Белый дом, высокие деревья, две корзинки, в которые то и дело падают орех за орехом. Двое людей — мужчина и женщина. И смех. Открытый, свободный, счастливый, который прерывается, когда мужчина приближается к женщине и начинает ее целовать. Голодные поцелуи, поглощающие не только смех, но и мысли, морали, устои, запреты. И так происходит всегда, когда эти двое остаются одни…
— Попробуйте печенье, — слышу голос, который возвращает в реальность, но не выталкивает образ из головы.
Машинально беру печенье, мало соображая, какое оно на вкус — вроде бы сладкое.
Откидываюсь на спинку стула и внимательно смотрю на женщину, которая сидит напротив меня.
Не знаю, что происходит.
И с чего я вдруг представил ее со мной спустя несколько лет, если изначально планировал, что между нами будет лишь секс. Выжимающий досуха, но секс, а не что-либо большее.
Но такое чувство, что я долго смотрел в кривое зеркало, а теперь сжимаю его в ладони так сильно, что оно покрывается уродливыми битыми линиями. Смотреть на мир без него непривычно, неуютно, даже чуть больно, но вместо того, чтобы постараться починить его, я выбрасываю осколки один за другим.