Отдана за долги

— Ты же сказал, что мы переведем нужную сумму? — я хватаю его за лацканы пиджака и легонько трясу. — Сказал? Папа?

Он опять не смотрит в глаза и гладит по волосам.

— Мы найдем деньги, Миланочка, обязательно найдем.

Я уже рыдаю, осознавая свою беспомощность перед ситуацией.

Ну, конечно. В последнее время у папы были проблемы с бизнесом. И он очень рассчитывал на новый проект. Означает ли это, что денег сейчас нет совсем? Даже на лечение мамы?!

— Папа, деньги нужны сейчас! — почти кричу я. — Сейчас! Понимаешь?

— Я знаю, Милана. И я найду нужную сумму. Обещаю тебе. Поехали домой. Тебе надо отдохнуть. К маме нас все равно пока не пустят.

Вспоминаю про фотографии. Я должна спросить у него. Не люблю недосказанность.

Лезу в сумку и достаю конверт. Передаю его папе.

— Что это? — спрашивает он.

— Посмотри, папа, — прошу. — Это я нашла рядом с мамой.

Он открывает конверт и достает фотографии.

Его лицо сразу же бледнеет. Глаза расширяются. Он судорожно облизывает губы.

— Это неправда. Миланочка, ты мне веришь? Неправда!

Он берет меня за плечи и заставляет посмотреть на него.

— Это фотомонтаж! Провокация! Сволочи!

Он хватает снимки и рвет их на куски, швыряет в мусорку

— Сволочи! — повторяет он. — Это из-за них мама в больнице!

— Ты знаешь, кто это сделал? — спрашиваю.

Он мотает головой.

— Но обязательно узнаю, — цедит сквозь зубы.

Мы едем домой.

Остаток ночи я провожу, ворочаясь с открытыми глазами. С пугающим ожиданием звонка из больницы.

И забываюсь только под утро.

Просыпаюсь, услышав взволнованный голос отца.

— Без изменений? Я понял. Да. Постараюсь сегодня решить вопрос. Да, оформляйте.

Потом тишина.

Поднимаюсь с кровати и иду на кухню.

— Пап, звонили из больницы?

Папа отрывается от чашки кофе.

— Да. Есть возможность прооперировать маму уже послезавтра.

— А деньги? — спрашиваю.

— Еду решать этот вопрос.

— Я с тобой!

Папа удивленно смотрит на меня.

— Зачем?

— Мне страшно одной. Я боюсь звонка. Боюсь опять остаться наедине со своими мыслями. Я поеду с тобой.

— Хорошо, — соглашается он. — Одевайся!

Убегаю и возвращаюсь через пятнадцать минут.

Мы приезжаем в офис папы.

Пока я смотрю в большие окна на оживленные улицы столицы, папа по телефону пытается найти деньги. Один за другим он делает звонки. И, похоже, что пока безрезультатно.

— Нет-нет, нельзя…

Мы оборачиваемся с ним на тоненький голосок секретарши, пытающейся остановить двух мужчин в строгих костюмах. Один из них аккуратно отодвигает ее и закрывает перед ней дверь.

— В чем дело? — возмущённо спрашивает папа.

— Костров Владислав Сергеевич? Прошу освободить помещение. Таково требование нового владельца.

— Что? Что за бред? — произносит папа и, вспомнив обо мне, говорит:

— Миланочка, подожди пока в комнате отдыха. Я решу проблему и мы продолжим.

Послушно иду в соседнюю комнату, но оставляю дверь приоткрытой. Слышу взволнованный голос отца.

— Какой ещё новый владелец? Кто вы вообще? Я вызову охрану, если вы сейчас же не уберетесь.

— Охрана уже Вам не подчиняется. У Вас есть полчаса, чтобы собрать свои вещи и покинуть здание. Новый владелец позволяет Вам это сделать.

— Да какой ещё новый владелец? Что вы несёте? — срывается отец.

И тут я слышу звук открывающейся двери и знакомый голос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

23. Дамир

— Дамир? — Костров явно удивлен моему появлению у него в кабинете.

— Выйдите, — говорю своим людям.

Они сделали свою работу. Теперь моя очередь. Насладиться реакцией на мои слова и действия. Я давно ждал этого. И не хочу ни с кем этим делиться.

Это только мое. Мой — страх и отчаяние собеседника. Его ненависть и мое ликование.

— Что происходит, Дамир? — спрашивает Костров, когда за моими людьми закрывается дверь. — Кто эти люди? Ты их знаешь?

— Это мои юристы, — отвечаю ровным голосом. Прохожу и сажусь в кресло напротив стола Кострова.

Он тоже садится.

Осматриваю кабинет теперь уже никак посетитель, а по-хозяйски.

— Это была неудачная шутка, Дамир, — говорит Костров, ослабевая галстук на шее.

— Никаких шуток, — говорю и смотрю ему прямо в глаза. — Ты должен освободить кабинет через, — перевожу быстрый взгляд на часы и опять возвращаюсь к нему, — двадцать минут. Можешь собрать свои вещи. Я даю тебе такую возможность.

— Но…. Но что это все значит? На каком основании?

— На основании договора передачи акций. Тебе напомнить?

— Но… Мы же… Это было лишь как гарантия. А моя доля? Дамир? Я не понимаю.

— Никакой доли. Никаких гарантий, — в моем голосе появляются жёсткие ноты. — Теперь эта компания моя.

Вижу, как в его глазах растерянность сменяется отчаянием. Он начинает понимать, что я не шучу, но отказывается до конца верить в происходящее.

— Я аннулирую сделку, — слабо лепечет он. — Она недействительна. Совершена под действием обмана. Я пойду в суд. Я буду судиться.

При этом он смотрит на стол. Как будто говорит это сам себе.

— У тебя есть деньги на адвокатов? Или ты собираешься использовать юристов теперь уже моей компании? — делаю в воздухе круг пальцем, показывая, что все здесь уже принадлежит мне.