Отдать душу

— Хм, — усмехнулся второй. — Почему? Да потому, что ему надоело, наскучило. Ну сотворил он вас, ну поиграл с вами, как с котятами. Ну тысячу лет, ну две, ну десять, но сколько можно? Ему надоело, и он ушел, давно ушел. А куда? Да кто его знает? Унесся куда-то, сказал, что придумал новую игру. Наверно, сотворит новый мир с новыми законами и будет играть по новым правилам, пока не наскучит.

— А потом?

— А потом оставит свою игру тем, кому она нравится, и опять уйдет придумывать что-то новое. Он добрый и не жадный, он всегда оставляет свои игрушки другим. Эту он оставил нам, вместе с вами, вот мы и играем.

— И что, он не вернется?

— А зачем? Кому интересно возвращаться к старым играм, в которые уже наигрался?

— Значит, он не вернется…

— Нет. Да и потом, тебе-то что? Ты сейчас отправишься отсюда прямиком в ад. Вот, кстати, тот садист, который там всем заправляет, с нашим Богом не ушел, а остался здесь. Ему здесь нравится, а нам иногда интересно бывает посмотреть, что он еще придумает. Вот уж поистине злой гений с извращенной неистощимой фантазией.

— Не надо меня туда. За что?

— За что? За то, что ты надрался, перестал себя контролировать, и это привело к… Да чего я тебе рассказываю? Смотри!

И Борис Вадимыч увидел.

… Машина подлетала к нему сзади, девушка, находящаяся за рулем, вскрикнула, бросила руль и закрыла лицо руками. Машина на полном ходу влетела в него. Он, смешно раскинув руки, подлетел, перекувырнулся в воздухе и упал на асфальт. Черепная коробка раскололась как спелый орех, и Борис Вадимыч остался лежать на асфальте в луже крови. Его крови!

Машина заглохла, но еще продолжала двигаться на приличной скорости. После столкновения с Борисом Вадимычем машина вильнула в сторону и влетела в фонарный столб. Раздался металлический скрежет, грохот, лязг, брызнуло во все стороны стекло, машина умерла…

Борис Вадимыч содрогнулся, но видения продолжались.

… Больница, белая койка, капельницы. На койке лежит девушка, та самая, что его сбила. Она вся в бинтах, трубках, которые, обвивая ее, тянутся к капельницам. Она без сознания. Милое личико и красивые руки иссечены мелкими шрамиками — это подарок от разлетевшегося вдребезги лобового стекла…

… Квартира в старом пятиэтажном доме. Комната, такая знакомая и родная. В комнате женщина — это его мать. Мать встает с кресла, идет куда-то. Она постарела лет на двадцать. Клочья седых волос, морщины, которых не было, следы долгого плача на лице. Мать ссутулилась, кажется, уменьшилась в размерах. Теперь это старый больной человек, вся ее уверенность и жизнерадостность куда-то улетучились.

Мать идет на кухню, отворачивает крантик газовой плиты, садится на табуретку, всхлипывает и замирает. Она сидит долго, очень долго, бесконечно долго. Потом с грохотом падает на пол, табуретка отлетает в сторону…

— Нет! — Борис Вадимыч трясет головой, но образ не исчезает. — Нет! Нет!!! Не-е-ет! Перестаньте, пожалуйста, перестаньте!

Образ исчезает, его больше нет перед глазами, но он сидит в голове.

— Теперь ты понял, за что?

— Да. — Борис Вадимыч молчит, потом ему приходит в голову мысль. — Скажите, а с тех пор, как Он ушел, хоть одна душа попала в рай?

— Да, их довольно много. Это те, кто у вас причислен к лику святых. Ты готов?

— Да. Нет… Не знаю.

— Ну что ж, отправляйся в ад!

Борис Вадимыч почувствовал, что он проваливается в бездну.

— Стойте! — голос рвет тьму — это голос одного из четырнадцати. — Погодите, послушайте, что я придумал.

Борис Вадимыч зависает. Под ним бездна, над ним бездна, вокруг него тоже бездна.

— В конце концов, так не интересно, — звучит голос. — Скольких мы туда уже отправили? Скольких отправим? И этот тоже туда попадет, но сначала пусть попробует вести праведный образ жизни. Если у него получится, то мы отправим его в рай.

— А если у него действительно получится?

— У него не получится, во всяком случае, я сомневаюсь. Пусть вернется к жизни другим человеком с другой судьбой. Пусть попробует. Пусть делает добро.

— Ха-ха-ха, — это заливается второй, его голос Борис Вадимыч уже знает. — А что, это идея. Давайте поиграем, только оболочку для него подберу я.

Борис Вадимыч продолжает падать, он летит вниз, в бездну, во тьму.

* * *

Он приходит в себя, поднимает голову. Он лежит на газоне весь грязный и оборванный, на опухшей роже недельная щетина. Он встает, отряхивается. Голова раскалывается, во рту — пустыня Сахара, в горле комок, подпирает тошнота, его всего трясет мелкой дрожью. Он сплевывает, ветер подхватывает плевок и возвращает ему в рожу. Он смахивает свои собственные слюни рукавом и начинает медленно идти к дороге.

— О Господи, всю жизнь пью, но чтоб такое приснилось… Надо завязывать. Ч-черт! Делать добрые дела? Надо бы сделать доброе дело — пойти опохмелиться. — Он роется в карманах, в одном он находит дырку, в другом — мелкую купюру. — Да, этого на доброе дело не хватит.