Отдать всего себя. Моя автобиография

Сразу же после смерти своего отца мой папа стал главой семьи. В его помощи нуждались не только его собственная мать, жена и дети (я среди них был самым старшим), но и две его младшие сестры и их семьи. Ситуация, когда глава семьи отвечает за всех ее членов, типична для африканской страны, поэтому мои две тети жили в нашем доме вместе со своими мужьями и детьми. В результате я вырос в окружении кузенов и кузин, тетушек и дядюшек, и это было замечательно, поскольку в такой обстановке никто не мог быть эгоистом. Это присуще нашей культуре: мы делимся всем, что у нас есть, будь это еда, какие-либо вещи или же дом. Мы, например, никогда не садились за стол, не подумав прежде: «Кого еще нет? Кто еще не ел?» – и мы звали отсутствовавших, чтобы они смогли разделить с нами трапезу. Заботиться о других, особенно тех, кому повезло меньше, чем нам, было нормально и естественно. Такое отношение отец прививал мне с ранних лет, и это существенно повлияло на мою жизнь.

Возле дома был просторный двор, где мы ели, а дети играли. Другие дома тоже имели выход к этому двору, поэтому у нас было чувство причастности к жизни окружающих. Каждый знал своих соседей и уважал их. Жизнь в огромной семье, в общине – вот то, что наиболее ярко отложилось в моей памяти в первые пять лет. Кроме того, мне запомнились ежегодные приезды моего дяди, Мишеля Гоба, младшего брата отца. Мишель жил во Франции, был профессиональным футболистом. То, что он проживал во Франции, делало его в моих глазах и в глазах всей семьи кем-то сродни божеству. Он приезжал из далекой страны, о которой я мечтал, с кучей подарков, и я больше всех радовался футболкам известных команд. Я, например, был необычайно счастлив, когда из его багажа появилась небольшая сувенирная футболка сборной Аргентины. Дяде удалось получить ее после Чемпионата мира 1982 года в Испании, и она мне так понравилась, что я по сей день храню ее.

Мишель рассказывал нам о жизни во Франции, делился историями из своей футбольной карьеры. Я слушал его, затаив дыхание. Хотя я не все мог уяснить из его рассказов о жизни, зато вполне определенно понимал, что он имел в виду, когда разговор заходил о футболе. Даже когда я был совсем маленьким, я практически постоянно играл в футбол. В доме хватало игрушек, но, по правде говоря, мне хотелось только гонять мяч. Дядя приезжал вместе с женой, Фредерикой. Она была из Бретани, и я получал удовольствие от ее приездов. У них еще не было собственных детей, поэтому она готова была играть со мной часами. Думаю, я ей нравился, и это было взаимно. Во время одного из их приездов, когда я понял, что они уже собираются в обратную дорогу, я начал умолять поехать вместе с ними. В конце концов дядя предложил родителям взять меня с собой во Францию. «Я буду относиться к нему, как к сыну», – заверил он их.

На тот момент у моих родителей было два ребенка: я и моя сестра, Даниэль, совсем еще младенец. Моя мама, Клотильда, заканчивала обучение и намеревалась, как и отец, устроиться в банк. Родители понимали, что отправить меня во Францию с Мишелем и Фредерикой – означало дать мне шанс жить лучшей жизнью. Они осознавали, насколько тяжело было жить в Кот-д’Ивуаре даже тем, кто, как они, получил образование. Поэтому, как и многие африканские родители, они с радостью воспользовались возможностью отправить своего ребенка в Европу к родственникам, хотя мой отъезд причинил им боль. Они приняли ситуацию как должное (такая практика широко распространена в африканских странах), поскольку понимали, как много я смогу извлечь из этого переезда: получить образование и расти в заботливом окружении любящих меня дяди и тети.

Мысли об отъезде приятно волновали меня до того момента, пока не настало его время. Спустя несколько недель меня провожали в аэропорт, и я вдруг понял, что на самом деле расстаюсь с мамой. Я не имел ни малейшего понятия, куда в действительности еду и когда вновь увижу ее и свою семью. Реальность неожиданно обрушилась на меня, и я сел в машину крайне расстроенный, всей душой желая, чтобы момент прощания с мамой никогда не настал. Эта поездка была очень тяжелой.