— Вот оно и видно. — Герман осушил кружку, с печалью посмотрел на чайник и вздохнул. — Запомни, юноша, одно из самых страшных прегрешений младшего медперсонала — сон на рабочем месте. А особенно это касается дежурных. Уснул, не услышал «пи-пи-пи» какого-нибудь прибора — и все. Статья, причем не в трудовой книжке.
— А они уснули, — понял Колька.
— Да, — подтвердил его слова Герман. — Причем каждая из них. Причем приблизительно в один и тот же отрезок времени. Понимаешь?
— Вряд ли это совпадение, — заключил Колька.
— Скажу тебе больше — это вообще ни разу ни совпадение. Ответь мне — почему?
— Время смерти! — не сразу, но дошло до Кольки. — То, что в заключении экспертизы!
— Молодец, так оно и есть. Третий час ночи. — Герман дурашливо погладил его по голове и протянул ему белую круглую таблетку. — Держи аскорбинку, мне ей весь карман набили.
Та сестра, что нынче дежурила, хотела устроить ребят в пустом боксе, но Герман воспротивился. Он засел в какой-то комнате, заставленной шкафами с лекарствами, но зато со стеклянной дверью, за которой было видно и коридор, и пост дежурной.
— Отличная позиция, — пропыхтел оперативник, двигая шкаф, за которым он собирался усесться. — Нам видно всё, нас не видно никому. В туалет сходил?
— Сходил. — Колька чувствовал себя несмышленышем. — Понятное дело.
— Вот и ладно. — Герман повозился на полу за шкафом и вздохнул. — Да ты не переживай так. Думаешь, со мной или Пашкой по-другому нянчились? Да точно также Загорянский, светлая ему память, гонял, и точно так же опекал. Если, не приведи Господи, я окажусь прав и придет тот, о ком я думаю, то шатание по коридорам может стать для тебя последней прогулкой в твоей юной жизни.
— А кто придет? — Колька вытянул ноги. — О ком ты думаешь?
— Когда придет, тогда и скажу, — Герман хмыкнул. — Нечего на тебя раньше времени жуть нагонять. Я надеюсь на то, что это вполне себе слабенькая нежить. Главное, когда начнется — следи за стеной, что напротив нас. Кто бы это ни был, тень он отбрасывает.
— Так вроде вампиры во всех фильмах… — возразил ему юноша, но оперативник только хмыкнул, давая понять, что кинематографическая информация — это даже не смешно.
И потянулось время. В коридоре потушили свет, угомонились больные, где-то раздался лютый храп. Колька начал моргать чаще обычного — его потянуло в сон.
— Колюня, — послышался голос Германа. — Держи-ка, а то уснешь.
Темная фигура приблизилась к юноше и вложила ему в руку горошину.
— Это чего? — спросил Колька.
— Витаминка! — прошипел Герман. — В рот кидай и не вздумай жевать, сразу глотай!
Колька забросил горошину в рот, почувствовал горечь и привкус хины.
— Это стимулятор. Нашей Вики творчество, между прочим, — пояснил через минуту Герман. — Теперь часов пять как батарейка будешь. А из чего она их делает — пес его знает, да мне и неинтересно. Есть вещи, которые лучше не знать.
В голове у Кольки разом прояснилось, сон как рукой сняло.
— Мощная штука, — шепнул он Герману. — Если на поток поставить — озолотиться можно.
Герман молчал.
— Я говорю… — снова начал Колька, но его напарник еле слышно сказал:
— Цыц! Сестра уснула! Смотри!
Колька высунул голову из-за шкафа и увидел, что дежурная и впрямь уткнулась лицом в стол. Она явно спала.
— Следи, — прошелестело из угла, где сидел Герман.
Колька уставился на стену напротив. Стена и стена, желтая, крашеная. Глаза начало слегка жечь, как будто в них мыло попало. И вот тут, моргнув в очередной раз, Колька увидел, как по стене проскользнула тень, длинная, темная, как будто высокого человека в шляпе.
— Там… — шепнул он, но Герман его перебил:
— Вижу, молодец. Все-таки это стриг, проще говоря — пожиратель душ. Беда.
В коридоре тихонько стукнула дверь, как видно, таинственный стриг вошел в палату.
— Так, слушай меня, малой. — Герман больше не шептал, но говорил негромко. — Стоишь за мной, вперед не лезешь, никакой самодеятельности.
— Ага. — Колька достал пистолет и щелкнул предохранителем.
— Убери! — Герман даже как-то возмутился. — Ты идиот? Что ты с ним носишься вечно, как дурень с деревянным яйцом? Там, в палате, люди! А если пуля от стены срикошетит? Да и что стригу твои пули? Кабы еще серебряные, а так…
— Как же тогда? — растерялся Колька.
— Как, как. — Герман скинул халат, пиджак и остался в одной рубашке. Слева у него под мышкой висел пистолет, справа оказались ножны, из которых он извлек тускло блестящий длинный нож. — Каком кверху. Не волнуйся, все будет хорошо. Или не будет. Пошли скорей, пока та тварь еще одного бедолагу к праотцам не отправила.
Оперативник неслышно скользнул к двери, Колька последовал за ним.
У двери палаты Герман еще раз показал, теперь уже знаками, что Колька не должен ему мешать, и рывком открыл дверь.
Над койкой одного из больных склонилась высоченная фигура в черном плаще и шляпе, и как будто что-то ему шептала.
— Оставь его, тварь! — рыкнул Герман, одним прыжком приближаясь к человеку в черном.
Звук, который раздался в ответ, никак нельзя было спутать с людской речью. Это было что угодно, только не речь.