— Да пропади все пропадом. Иду.
— Вот и правильно, — одобрил Герман и вопросительно посмотрел на Петра Николаевича.
— Никого там нет, — глухо сказал тот. — Сам все этажи обошел. Врать не стану — я мужик не из робких, в Афгане воевал, повидал всякое, девяностые пережил, но очень мне не по себе было.
— Страх — это нормальный рефлекс для понимающего человека, — без какой-либо иронии сказал ему Герман. — Если человек боится — значит, он думает головой, а не мягким местом.
— Держите, — коммерсант протянул оперативнику пакет, который держал в руках. — Коньяк, хороший. С ним повеселее будет.
— А вот за это спасибо, — поблагодарил его Герман. — Кабы все бы клиенты были такими — как бы жить хорошо было! Вы нас тут заприте, все равно мы до утра не выйдем уже.
— Уверены? — звякнул ключами Петр Николаевич. — На окнах решетки.
— Уверены. — Герман потянул на себя дверь. — До завтра.
В здании было темно и тихо. Колькина уверенность маленько уменьшилась, по коже забегали мурашки.
— Что, гвардейцы, трусим помаленьку? — Герман скинул куртку, повесил ее на кругляш дверной ручки и гаркнул во всю мощь легких: — О-го-го!
— Го-о-о, — отозвалось эхо где-то в глубинах здания.
— Акустика, — поднял палец вверх оперативник. — Умели строить, мать их так.
Он поднялся по лестнице на один пролет вверх, насмешливо покачался на носках, глядя в мутную в полумраке гладь зеркала, повернулся к нему спиной и сел на ступеньку.
— Ну-ка, ну-ка, — он залез в пакет. — Однако, не пожался местный воротила, от души вспомоществование положил. Если с премией так же будет — то, считай, не зря съездили.
В руке оперативника оказалась пузатая бутылка с длинным горлышком.
— Литровушка, — потер руки Крылов. — Очень кстати. Если честно — поджуживает меня маленько, есть такое. Надо бы допингу принять.
— Оно и понятно. — Герман ловко крутанул какую-то цеплялку сбоку, после выдернул пробку и понюхал коньяк. — Вроде не фуфел, а натуральная Франция.
— Да что Франция, что Кизляр — все едино, мы не аристократия. — Серега плюхнулся на ступеньку рядом с коллегой из Москвы. — А стаканчики?
— У меня — нет, — признался Герман и пошуршал пакетом. — И тут нет. Да и хрен с ним. К тому же — ты сам сказал, кто мы.
И он припал к горлышку бутылки.
— Хорош. — Серега толкнул его в плечо. — Хрен его знает, сколько нам тут сидеть.
— Да недолго. — Герман дернул за край куртки Кольку, который все еще оглядывал лестницу и темноту второго этажа. — Не сомневайся. Колюня, да садись ты уже! На, отведай, мон шер, этой амброзии. Нет, ну как благотворно на меня Северная Пальмира действует, а? Как облагородилась моя речь.
Колька хотел было сказать, что он на работе не пьет, но не стал, напротив — с удовольствием сделал несколько глотков.
— Так, Серега, держи. — Герман залез в карман джинсов и достал оттуда какой-то предмет, похожий на брелок, сделанный из дерева. — Это амулет, пока он с тобой, тебя очень сложно будет подчинить чужой воле. Против серьёзного колдуна или ведьмы он не сработает, но местная публика — она пожиже, так что сойдет. И если поймешь, что всё идет как-то не так, что ноги тебя несут куда-то против твоей воли, а в уши кто-то что-то шепчет — сожми его в руке. И вот еще — не вздумайте говорить нечто вроде «Я весь ваш» или «Навеки с вами». Откроете свой ментальный план — беда случится.
— Ага. — Крылов цапнул деревяшку. — А потом мне его подаришь?
— Щас! — Герман скрутил фигу и сунул её под нос петербуржцу. — Подотчетная вещь.
— Жлоб московский, — с достоинством заявил Крылов и отнял у Кольки бутылку. — Дитя бордюров, обитатель подъездов, пожиратель батонов.
— Так, это не все. — Тон Германа изменился, он стал серьезным. — Если мы не зацепим эту мадмуазель тут, то придется нам проследовать за ней. Так вот — там, куда мы придем, ничего не есть и не пить. Вообще ничего! Ни при каких условиях!
— Это почему? — даже поперхнулся коньяком Крылов.
— Серег, ты совсем? — возмутился Герман. — Сам подумай, куда мы попадем! Ты вообще меня слушал?
— Герман, чего ты бычишь-то? — даже обиделся Крылов. — Коляня тоже небось не понял, куда это мы попадем.
— Она из зеркала выходит и туда же уходит, — негромко ответил ему Колька, который как раз кое-что из слов Германа и уловил. — Соображаешь?
— Проще говоря — давай я бутылку разобью, когда мы коньяк прикончим, и ты стекла нажрешься — пояснил Герман в своей манере. — Тот же результат будет.
— А-а-а, — закивал Серега — Все, теперь ясно. И незачем было так орать.
— Колянь, мешочек Аникушки у тебя с собой? — с этими словами Герман отнял бутылку у Крылова.
— С собой, — подтвердил Колька.
Коньяк слегка ударил ему в голову, в ней приятно зашумело.
— Ну и славно, — заключил Герман и отсалютовал друзьям бутылкой. — Продолжаем выпивать.
Время шло, темнота сгущалась, бутылка пустела, коньяк в ней уже практически плескался на дне.
— А чего эти зеркала только сейчас нашлись? — внезапно спросил Серега.
— Ты все-таки человек мыслящий, — одобрительно проворчал Герман и хлопнул его по спине. — Я тоже себе этот вопрос задал.
— И? — поторопил его Колька.