Отдел 15-К

– Какой есть – проворчал он – Все, пошли отсюда на свежий воздух. Чад этот вонючий, бетон этот сырой.

Колька было хотел предложить Герману помощь, но Вика его опередила, подставив свое плечо. Он понял, что тут и без него обойдутся.

– Да, Колюня – повернулся к нему Герман, уже выйдя в коридор – Гильзу найди. Всегда подчищай следы. Мало ли что тут еще случится – а по ней на тебя всегда выйти можно. Нет, Викусь – вот учишь его, учишь, – а благодарности и толку – чуть.

Колька подобрал гильзу, которая буквально валялась под ногами, и поспешил за коллегами, которые уже почти дошли до лестницы, ведущей на первый этаж.

В этот момент из помещения, которое было ровно посередине коридора, неслышно вышел человек с пистолетом в руке, которого Колька узнал даже при таком скудном освещении, даже со спины. Это был Сослан. Да он и не таился, напротив, он повернул голову к Кольке и приложил палец к губам, при этом поднимая пистолет и направляя его на спины его друзей.

– Герман! – заорал парень, проклиная себя за то, что уже убрал оружие в кобуру и судорожно доставая его.

Первая пуля предназначалась, как ни странно, Вике, но Герман успел оттолкнуть ее в сторону. Увы, но пуля мимо не прошла и ударила его чуть ниже ключицы. Вторая и третья попали оперативнику в грудь, оттолкнув его на ступени лестницы. Пистолет, видимо, был с глушителем – выстрелов Колька не слышал, только слабые хлопки. Зато его табельный грохнул оглушительно, даже громче, чем несколько минут назад, по крайней мере, так ему показалось.

Сослан схватился за шею, покачнулся, что-то прошипел на своем языке, развернулся и направил пистолет на Кольку. При этом у него уже не было плавности движений, той, которую он демонстрировал секунду назад, видно, крепко его зацепило пулей. Именно поэтому парень успел выстрелить еще раз, опередив его, причем снова попал и снова удачно, в голову, так, как будто его рукой кто-то управлял. Сослан, против всех законов физики и баллистики не отшатнулся назад, наоборот – кавказец упрямо боднул воздух головой, как бы собираясь все-таки добраться до предателя, но с дыркой в ней никто из людей жить не может, и он шумно упал на бетонный пол.

– Гермааааан! – разрезал наступившую тишину вопль Вики. Секундой позже, уже тихо, она повторила – Гера!

Герман был сильным человеком, даже получив три пули в грудь, он все еще жил, когда Колька подбежал к нему. На губах его пузырились сгустки какой-то красной, видимо кровяной, пены, он часто моргал и хрипел, силясь что-то сказать.

– Ты это, давай, не слишком шевелись – забормотал Колька, непривычно негнущимися пальцами цапая карман, в котором лежал телефон – Щас «скорую»… Да какую «скорую», мы сейчас тебя…

– Никто – прохрипел Герман, глаза которого внезапно уставились в какую-то одну точку, видимо, наблюдая то, что кроме него никто видеть уже не мог – Никто и никогда!

Его тело дернулось, как будто через него пропустили электрический заряд, алая пена на губах застыла недвижимо, а из краешка рта вытекла тоненькая струйка крови.

Вика влипла спиной в стену и как-то тоненько завыла, еле слышно, на грани звука. Колька же просто застыл недвижимо, стоя на коленях над телом друга. Время для него остановилось.

Эпилог

Снег шел уже неделю – зима все-таки отвоевала у осени свои позиции. Он завалил все улицы, и коммунальщики каждое утро клялись, что они будут очищены, и каждый вечер объясняли людям, что выпало просто рекордное количество осадков, и потому человек пока проигрывает стихии.

Завалило и двор на Сухаревке, тот, в котором стоял маленький особняк желтого цвета. Сугробы росли на глазах, при этом дорожка от арки до крыльца всегда была расчищена. Когда и как Аникушка это умудрялся делать, Колька не знал, но факт есть факт.

И когда хоронили Германа, тоже шел снег – мягкий и пушистый. Колька все это время был как будто во сне, который начался тогда, когда тело его, может быть, первого настоящего друга, дернулось, отпуская душу. Все происходило как в кино, все казалось неестественным – и деловитость Пал Палыча, который прибежал на выстрелы, и реакция Ровнина, и все остальное… Да и похороны у него особо в памяти не отпечатались. Он ходил, отвечал, написал рапорт о произошедшем – но это все была механика. Хотя, может, и защитная реакция организма, как сказала ему тетя Паша, после того, как потрепала его по загривку, добавив «Бедный, бедный парень». От нее такого он не ожидал, а потому у него как-то даже в горле защипало.

Дни шли, и вот наступило тридцать первое декабря. Сразу две даты – Новый год и год в отделе – подумал парень, подходя к зданию.

Самое забавное – на крыльце стоял Ровнин, как и год назад. Он курил трубку и благожелательно смотрел на Кольку, поднимающегося по крыльцу. Надо заметить, что с момента похорон Германа он в отделе появился раза три, не больше.

– Доброе утро, Олег Георгиевич – поздоровался Колька и хотел открыть дверь, но Ровнин не дал ему этого сделать.

– Доброе, Николай – ответил он на его приветствие – Вот что – я сейчас тебе кое-что скажу, а ты постарайся меня услышать, хорошо?

Колька кивнул.