— Нет разницы почти, — повторил Фил. — Ты присягаешь стране — и все. В этом и отличие гражданских от солдат. Васильич же пояснял за это. Сегодня страна дает тебе приказ бороться с этим типом людей, завтра с тем, и неважно, кто это — террористы, коррупционеры, оппозиционеры или нарушители авторского права. Вот, допустим, митинг. Какой-нибудь студентик не хочет лезть в автозак — его крутят и затаскивают и не смотрят — отлично он учится, в очках он — или без. А когда разгоняют какую-нибудь демонстрацию — лупят по кому ни попадя дубинками, разве что по башке бить запрещено. И ведь демонстрация не всегда агрессивная, но если есть приказ разогнать — разгонят. Так и мы, только мы, слава богу, не такими пачками людей убиваем, какими людей на всяких шествиях винтят. А ведь людям просто сказали — они враги, и они верят. Или тем же немцам сказали, что мы враги, — и началась заварушка.
— Это еще у Толстого было, — напомнил Игорь.
— Что было? — спросил Фил.
— Ну, что если бы французы сами не хотели нападать — они бы и Наполеону никакому не поверили, а раз напали, значит, сами этого хотели, значит, вина должна на весь народ распространяться.
— Это, батенька — экстремизм, — рассмеялся Фил. — Но мы, когда по горам бегали за каким-нибудь хером, меня, знаешь, какая мысль посещала? Какого хрена я тут делаю? Какого хрена это мудак по горам лазает, организует подполья, ради какого-то эмирата? Почему нам обоим не сидится дома? Был бы он, если бы за ним не бегали? Был бы я, если бы таких, как он, не существовало? Или таких как он специально придумали бы, чтобы таких, как я, в тонусе держать? Одни приматы морочат головы другим приматам, чтобы те взорвались в толпе приматов, а потом приматы, и я в их числе, ловят приматов, чтобы они не морочили головы приматам. Со стороны вся эта свистопляска очень забавно, наверно, выглядит. Жаль, что динозавры не стали разумными, чтобы граница, знаешь, проходила четко по видовому признаку, чтобы если в чешуе — то враг, а без чешуи — свой. Чтобы как в фэнтези иногда, знаешь, там, люди, эльфы, гоблины. Сегодня, допустим, дружим с эльфами, а воюем с гоблинами. Но чтобы точно знать, что это — враги, а не гадать: правда человек на нашей стороне, или притворяется.
— Вообще-то, граница проходит по видовому признаку, но человек не может иногда с простыми животными справиться, с теми же, например, тараканами, муравьями или глистами какими-нибудь. Только локальные победы одерживает, а полностью избавиться не может. Что уж говорить о разумных существах. Они бы нас раскатали по бетону.
— Да ладно, разумные, нас и безмозглые уделать могут, — нашелся Фил, — ты о том же гриппе забыл. Если он во что-нибудь мутирует смертельное, хотя он и так бывает смертелен, мощная штука может получиться. А вот зомби-апокалипсис меня никогда не пугал, даже в детстве. Может, потому что я в деревне вырос и всякой дохлятины в детстве насмотрелся.
— Ну и где связь? — спросил Игорь.
— Связь такая, что если зомби-вирус появится, а это уже само по себе дико обсуждать, но даже если появится, то в теплое время года от трупа, даже ходячего, за несколько суток не останется ничего функционального — зомби пойдут на корм мухам с бешеной скоростью. Будет как? Чем больше трупов, тем больше мух, там еще зверушки подключатся, пойдут на запах падали — и все. Нужно будет не зомби бояться, а стай голодных собак и волков. И еще, никогда не понимал, как это в фильмах зомби, гниющий ходячий труп, может незаметно подкрасться. Люди, которые сценарии пишут, они что, ни разу мимо трупа дохлой кошки летом не ходили? А человек пахнет так, что ни с чем не спутаешь, уверяю тебя. Даже рана гангренозная такое амбре издает, что ничем не заглушишь.
— А зимой? — поинтересовался Игорь, хотя примерно уже предчувствовал ответ.
— Зимой двухсоткилограммовая свиная туша в глыбу льда превращается за несколько часов, что уж говорить о человеке. Эпических битв стенка на стенку не будет.
— Это же для красоты и драматизма, — вступился за киношников Игорь.
— Да я понимаю… — ответил Фил.
Вот такие примерно разговоры вели Игорь и Фил каждый вечер, только дальше уже продолжали без алкоголя.