Отдел деликатных расследований

Тут она чуточку солгала; конечно, это был Фредрик, но эта женщина – разлучница с севера, соблазнительница – шла рядом с ним. Уж конечно, она была с ним. Это была ложь во спасение, призванная оградить ребенка от жестокой правды и взрослого эгоизма. Но у этой лжи, как это часто случается, были последствия. Говорить ребенку, будто то, что она видела собственными глазами, не существует, – значит напрашиваться на определенные последствия для ее психики. Но что Элвиния могла поделать? Хорошо людям рассуждать, что, мол, ребенку всегда надо говорить правду, что только так они смогут примириться с тем, что мир суров, – но, размышляла она, разве это делало детей счастливее? Или просто лишало их надежд и невинного взгляда на мир – лишало их самой сути детства? Хотела ли она, чтобы Бим росла, думая, что отец совсем ее не любит, что он намеренно бросил ее, – или пускай лучше верит, что только служебные обязанности мешают ему проявлять любовь и привязанность, которые он, без сомнений, чувствовал по отношению к семье? Для Элвинии ответ был очевиден: Бим следует уважать своего вечно отсутствующего отца, потому что уж лучше такой отец, чем вообще никакого. Так она считала, и ей казалось, что она прочла – или она убедила себя, что прочла, – в каком-то журнале или где-то еще, что именно так и следует поступать в подобных обстоятельствах. Риск, конечно, был, и без последствий, верно, не обойтись. Но это ведь всем известно – как известно всем, что любые наши поступки обусловлены поступками других людей по отношению к нам. Сказанной нам ложью в той же мере, как и сказанной нам правдой.

По крайней мере, Фредрик всегда исправно платил алименты; здесь Элвинии не в чем было его упрекнуть. Но она не могла не понимать, что, когда Бим исполнится восемнадцать, соглашение, достигнутое во время развода, потеряет силу. И, чтобы обеспечить свое будущее – равно как и будущее Бим, – она решила найти себе надежную работу. Когда она вышла замуж за Фредрика – это случилось очень рано, – ей пришлось поставить крест на карьере психолога, о которой она мечтала. Теперь поступать в университет было уже поздно: ей надо было приглядывать за Бим, а позволить себе няню она не могла. Так что она стала искать подработку с возможностью обучения, лучше всего – связанную с рукоделием, потому что ее всегда тянуло к творчеству. И в конце концов она нашла маленькую реставрационную мастерскую, принадлежавшую ткачихе Ханне Хольм. Ханна со всем справлялась в одиночку – и с мастерской, и с родительскими обязанностями – и потому с пониманием отнеслась к положению Элвинии. Она с сочувствием выслушала ее историю, качая головой, когда Элвиния описывала особенно скандальные выходки Фредрика.

– Я-то думала, что офицеры флота – джентльмены.

– О, здесь все изменилось, – сказала Элвиния. – Единственный джентльмен в этой стране – это король.

Ханна кивнула, хотя полностью согласиться с этим утверждением она не могла, по крайней мере относительно количества джентльменов в Швеции. Человек, у которого она покупала рыбу, уж точно был джентльменом, и почтальон, который недавно вышел на пенсию, – тоже, пускай и нетрадиционного толка. Она подумала о короле.

– Бедняга, – сказала она вслух. – Нелегко ему, наверное, приходится.

Элвиния задумалась. Она вспомнила, что Карлу XVI Густаву было девять месяцев, когда самолет его отца разбился неподалеку от Копенгагена, и что ему не рассказывали о смерти отца, пока королю не исполнилось семь лет. Пускай она и скрывала от Бим правду о Фредрике, королевская семья зашла гораздо дальше, хотя сестра короля всегда была против этого, во всеуслышание заявляя, что на вопросы ребенка нельзя отвечать молчанием. Элвинии стало стыдно; ей придется рассказать Бим правду: что ее отец вовсе не плавает по морям, что он здесь, в Мальмё, – это было еще до того, как он переехал на север, в свой так называемый отель со своей так называемой женой. Хотя на самом деле она была всего лишь любовницей, горько подумала она, и он мог бы навещать их, если бы ему этого захотелось.

– Что ж, – сказала Ханна. – Если вам это интересно, почему бы не попробовать поработать со мной пару месяцев, а потом вы уже сможете решить? Я готова дать вам очень гибкий график.

Элвиния согласилась и вскоре приступила к обучению. Работа давалась ей легко, и Ханна обрадовалась, когда Элвиния сообщила ей, что готова работать на нее постоянно.

– Я нашла то, что мне по-настоящему хочется делать, – сказала она Ханне. – Работать с пряжей и с шерстяной нитью, с тканями…

– И с любовью, – прервала ее Ханна. – Любовь в работе художника – это самое важное. Свою работу надо любить.

– Я ее люблю, – ответила Элвиния.

– Я это вижу, – сказала Ханна.