Отдел Химер (СИ)

Хотя ориентируюсь на местности прекрасно, я взлетел метров на пять, дабы оглядеться. Оказавшись над молочно-белым варевом, удивился тому обстоятельству, что оно занимало довольно правильной формы пространство. Белесое пятно похоже на круг, и если вообразить его в виде мишени, то мы находились где-то на восьми. Держа Олега на руках, я висел в воздухе и, как не одно поколение соотечественников, размышлял: «Что делать?»

Должен сказать, что искушение вернуться было довольно велико. И лишь то обстоятельство, что неугомонный исследователь завтра потребует повторить всё сначала, заставило меня двинуться к центру. До воображаемой цифры «десять» метров двести, и, не мудрствуя лукаво, я просто пролетел их, бережно неся не приходящего в сознание товарища.

Хотя небо подернуто облаками и солнце, то выглядывая, то прячась, светило не слишком ярко, входить в охотничий режим не хотелось. Слишком уж обострялось восприятие, и очень тяжело я это переносил. А потому, не напрягая зрительных и слуховых рецепторов, опустился точно в центр туманного круга и оказался перед странного вида скальным образованием, торчащим подобно зубу какого-то мифического чудовища.

Положив Олега на землю, не спеша приблизился и, обойдя природный феномен, обнаружил, что в него можно войти. Неровный, расположенный чуть под углом к земле косой разлом, шириной где-то сантиметров пятьдесят, заставил содрогнуться. Показалось, что оттуда тянет холодом, и воображение тут же дорисовало поросшие мхом стены и спертый воздух. Чувства усилились сами собой, и, войдя, я удивился, что щель не кончается тупиком, ограниченным объемом скалы, бывшей не шире пятнадцати метров, а теряется во мраке.

Пройдя по коридору шагов десять, чертыхнулся и повернул назад, ибо оставлять лежащего без сознания напарника в этих гиблых местах посчитал более чем рискованным. И, если не дойдя до скалы пары сотен метров, он лишился чувств, то где гарантия, что, полежав на голой земле с полчаса, он не загнется совсем?

Снова захотелось вернуться на «большую землю», но любопытство, это величайшее благо и страшнейшее из проклятий всех живых, а тем паче называющих себя разумными существ, уже запустило цепкие пальчики в мою заинтригованную душу. Взвалив товарища на плечи, я снова вошел в пещеру. Полумрак вскоре сменился полной темнотой, но мне это нипочем. Идя по неровному полу, я то и дело видел в стенах трещины-разломы, подобные входу в это таинственное место, однако, решив держаться выбранного направления, просто двигался вперед.

Давным-давно великий мастер Дедал построил по распоряжению царя Крита Миноса Лабиринт, огромное строение с множеством залов, соединенных между собой системой запутанных ходов. В нем Минос содержал Минотавра — чудовище, имевшего туловище человека и голову быка; по преданию, он был сыном царицы Крита Пасифаи и посланного Посейдоном морского быка (по другому преданию — самого Посейдона). Когда сын Миноса Андрогей был убит в Афинах, Минос наложил на афинян дань: они должны были присылать раз в девять лет на съедение Минотавру семь юношей и семь девушек…

Я не Тесей, а моя Ариадна находилась сейчас за много километров отсюда, в огромном современном мегаполисе, называемом Москвой. Но тем не менее, подобно греческому герою, я шел, в меру своих скромных умственных способностей стараясь догадаться: что бы это значило?

Коридор повернул, и в глаза мне ударил яркий солнечный свет. Ощущение такое, словно плеснули серной кислотой в лицо. Ругнувшись так, что испугался внезапного обвала, я надел темные очки и выглянул наружу. Про очки эти мне хотелось бы сказать пару слов: для простого смертного они совершенно непроницаемы, как маска, защищающая сварщика от яркой высоковольтной дуги. Но для меня солнечные лучи равносильны вспышке электросварки, и подобная предосторожность в самый раз.

Прекрасный июльский день… То есть это мне, недавно вошедшему в мрачную пещеру на хмуром туманном болоте, он показался таковым. Похожим на один из дней, случающихся тогда, когда погода установилась надолго. В жарком и безоблачном июле. Знаете, небо ясное с самого утра. И солнце, заставляющее трепетать каждую клеточку измененного тела, не пышет раскаленным жаром, как во время знойной засухи. И не горит багрянцем, обещая грозу. Оно сияет ровно и приветливо, мирно освещая узкую и глубокую горную долину… Обрамленную остроконечными вершинами, кое-где одетыми в белые шапки… Дно которой скрывается в лиловом тумане…

Не в силах поверить в происходящее, я невольно отшатнулся. И, опустив ношу на землю, снова высунулся наружу. Нет, всё так и есть. Передо мной не давеча покинутое болото, а самый настоящий горный пейзаж. Будь я верующим, то, наверное, перекрестился бы. Но и до инициации не особо интересующийся религией, теперь я навечно отлучен от лона церкви. Потому просто сплюнул. И чертыхнулся, как же без этого.